Дураки умирают первыми
Шрифт:
Домишко был совсем невелик и напоминал размерами курятник или голубятню, но никак не жильё, однако де Шу знал, что видимость обманчива и изнутри сруб гораздо просторнее, чем кажется снаружи. Кемп знал, куда шёл, и потому не повёлся на хранящие поляну «обманки», прошёл спокойно и прямо, как гость. Пусть и незваный.
Хозяйка была дома: над трубой вился дымок, два небольших окошка светились. Минуты две рыцарь стоял на опушке, не решаясь выходить на поляну — знал, чем это может закончиться, — а затем глазницы побелевшего кабаньего черепа, что красовался на коньке крыши, на мгновение вспыхнули ярким зелёным светом, и рыцарь понял, что приглашён.
Теперь поляна безопасна.
Он поднялся по скрипучей лестнице, потянул дверь — створка отошла с неприятным, режущим скрипом — и сделал шаг внутрь.
— Рад видеть, что тебя до сих пор не сожгли.
— Традиционный образчик чудного юмора…
— Чудского.
— Не имеет значения, — махнула рукой женщина. — Вы, рыжие, на удивление однообразны.
— До сих пор не разучилась удивляться?
— Ещё раз намекнёшь на мой возраст — наизнанку выверну.
Хозяйка избушки выглядела прекрасно, не юной девой, но цветущей молодухой: волосы блестящие — пышная пшеничная копна, на зависть кому угодно; губы, как спелая вишня; фигура кругленькая, но не расплывшаяся, где нужно — объёмная, где нужно — узенькая, гибкая; и только глаза её выдавали. Красивые, зелёные глаза цвета увядшего изумруда. Умные. Старые.
— Мы не однообразны, мы консервативны, милая Гроздана. Мир сошёл с ума, меняется каждый день и заставляет меняться нас, но должно же в нём остаться что-то постоянное? Якорь, точка опоры, неизменная константа бытия…
— Перестань красить волосы.
— Мне приходится.
— Тогда не рассказывай, что не прогибаешься под изменчивый мир, как какой-нибудь повар. Зачем пожаловал? — Она помолчала. — Можешь присесть.
Он улыбнулся и опустился на сундук.
За год с лишним здесь ничего не изменилось, по крайней мере на первый взгляд. Та же одежда на хозяйке. Та же печь, та же мебель — нарочито простая, сложенная из неошкуренных стволиков молодых берёз, — те же пучки сушёных трав и гроздья сушеных ягод на бревенчатых стенах. Тот же кот — рыжий, огромный, зеленоглазый… хотя…
Кемп приблизил руку к голове животного, но прикасаться не стал: кот предостерегающе выгнул спину, приподнял верхнюю губу, показав острые белые клыки.
Похож, но не тот.
— Опять голем? Почему бы тебе не завести настоящего кота, Гроздана?
— У меня аллергия на кошачью шерсть, Кемпиус. К тому же голем не метит территорию и гораздо лучше ловит мышей.
— Хочешь, я подарю тебе настоящего крысолова?
— Хочу, чтобы ты наконец сказал, почему притащился?
— Я устал, устал от беготни и круговерти, от клинков, направленных в грудь, и от пуль, летящих в спину, и от вражеских заклинаний, летящих со всех сторон. Хочется тишины и спокойствия, и размеренной семейной жизни, и девственной природы вокруг. Я только недавно понял, как ты была права, удалившись от мира и Тайного Города… Выходи за меня замуж! Будем вместе жить здесь, в заповедном чудесном лесу, долго и счастливо, и умрём в один день. Твоя кровать выдержит двоих? На вид она не очень прочная…
— Фигляр.
— Ты сама просила придумать что-то новое.
— Так зачем пришёл?
— Можно подумать, ты не знаешь… За предсказанием.
В прошлом, до того как покинуть Тайный Город и стать Белой Дамой, Гроздана считалась сильной провидицей. Она не могла смотреть на годы и столетия вперёд, как это делали великие, но в пределах нескольких месяцев ей не было равных. Точность предсказаний Грозданы достигала девяноста процентов, и даже навы иногда шутили, что она — незаконнорождённая дочь Дегунинского Оракула.
— Оплата вперёд.
— А мне ещё не полагается дисконтная карта? Постоянный клиент всё же…
— Оставь паспортные данные. К следующему визиту оформлю, — сказала хозяйка, поставив на стол перед рыцарем нечто вроде берестяного подносика с высокими краями. — Что принёс?
— Толчёные глаза василиска — четверть унции, и молочные зубы мантикоры, убитой девственницей в безлунную полночь.
Эти редчайшие компоненты де Шу достал с помощью старых друзей из Ордена. Трудно, разумеется, пришлось, но дело того стоило: за меньшее Гроздана работать не соглашалась, поскольку каждый новый транс обходился ей дороже предыдущего.
— На тебя смотрим?
— А на кого же ещё?
— Тогда давай кровь.
Кемп проколол золотой иглой палец и принялся выдавливать красные капли в поднесённую старой колдуньей чашу.
— Не подскажешь, кстати, куда подевался поезд, исчезнувший на перегоне Чудово — Малая Вишера?
— Не подскажу… — Красивая молодуха по-старушечьи пожевала губами. — Не надо было возить радиоактивные отходы мимо моего жилища. Ватку со спиртом дать?
— Ты же знаешь, я не боюсь инфекций.
— А зря — они повсюду.
— Предупреждаешь?
— Обещаю…
Свечи были погашены, но полная тьма не наступила. Лунный свет падал в окна, тускло светили кончики тлеющих ароматических палочек, света хватало, чтобы наблюдать за клепсидрой, отмеряющей время предсказания. А наблюдать стоило: если задавать вопросы простые, например, кто победит в завтрашнем футбольном матче, — капли падают едва-едва, но если спросить что-то действительно важное, вода ринется вниз уже струйкой…
Вопросы надо формулировать тщательно, вредная ведьма его недолюбливает, цену за предсказание назначает безумную, так что визиты в её жилище — мероприятие дорогостоящее.
— Я верну пропажу? — спросил он для начала, поглядывая на клепсидру.
Ответы в этой избушке ему случалось слышать самые разные. Иногда однозначные. Иногда длинные и сложные, допускающие множество толкований… Но всегда правдивые. Сбывались короткие и ясные предсказания. Сложные, раскрывающие многовариантное будущее, сбывались тоже, но заранее не угадать, какое из возможных толкований истинно.
— Вернёшь, — ответил глубокий низкий голос, совершенно непохожий на обычный голос Грозданы.
— У кого она?
— Ты его видел.
«Ну да, видел мельком… Только в поисках это никак не поможет».
— Как мне его найти?
— Он сам придёт.
Неплохо, неплохо… Ответы понятные, и капли в клепсидре ускорили падение, но не столь уж сильно.
— Когда придёт?
— После завтрашнего восхода, раньше завтрашнего заката.
— Придёт, чтобы отдать мою пропажу? — уточнил Кемп.
— Придёт, чтобы убить тебя, — ответил голос.
Де Шу почувствовал, что скользит по очень тонкому льду… Давно, в юности, когда он впервые оказался в этой избушке, его подмывало спросить о времени и обстоятельствах собственной смерти, благо казалась она событием далёким, почти нереальным… К счастью, не спросил, отвлекшись на вопросы, казавшиеся куда более важными и срочными, на деле были они мальчишескими и глупыми.