Дурная кровь
Шрифт:
За ёлками закончилась зима. Её изгнал в лес едкий зелёный туман, клоками ползающий меж опустевших домов с распахнутыми ставнями. Забытые, уже никому не нужные вёдра валялись у колодца рядом с брошенным коромыслом, покрытые поблескивающей от влаги плесенью. Она, точно ослабевшее, голодное существо тянула плети ростков к селению, выбиралась из колодца молочными пенками, захватывала власть над местом, некогда кипящим жизнью.
Верд замахнулся подстегнуть остановившуюся в недоумении Каурку, но опустил руку: шварги замерли по ту сторону деревьев, в царстве снега и льда, поскуливая, но не решаясь преследовать дальше. Видно, шварги умнее людей.
Санни позволил Кляче подозрительно принюхаться к величаво проплывающей мимо кляксе тумана, но в последний момент та попятилась и прижала уши.
— Где это мы? — Талла высунулась из-под плаща Верда, в который успела замотаться на ходу, как в кокон.
— Тебя спросить надо, — рыкнул охотник. — Кто верещал, что нам направо?
— Но помогло же, — легкомысленно пожала плечами колдунья, расстёгивая полушубок.
В тёплой гнилостной сырости пустой деревни сразу стало невыносимо жарко.
Служитель мизинцем осторожно опустил одну из веток, отгородивших их от погони. Послышался характерный лязг челюстей, Санни торопливо отдёрнул палец и, на всякий случай, заставил Клячу пройти ещё немного вперёд.
— Действительно помогло, — подтвердил он. — Шварги не суются дальше ёлок.
— А мы теперь из них не высунемся, — хмуро поддакнул Верд. — Куда? Дурная!
Ухватить Таллу за косу он не успел, так что девчонка легко соскользнула на землю и двинулась к домам, благо, по большой дуге обходя островки тумана и плесени. Охотник обернулся на Санни в поисках поддержки, но нашёл лишь поспешно спрятанную улыбку:
— Сам такую завёл, — служитель поджал губы, дескать, ничего он здесь не может поделать, спешился, и отправился за колдуньей. Всё лучше, чем стоять меж двух зол, не понимая, которое из них зубастее. Да и утробное урчание за спиной — весомый довод поторопиться.
— Обоих придушу, — пообещал сам себе наёмник, вытирая оружие от крови шваргов и догоняя спутников. Не слишком старательно, чтобы вдруг не решили, что охотник признал их решение разумным.
Избы походили на провалившиеся рты мертвецов. Страшно заглянуть в качающуюся на одной уцелевшей петле дверь: ну как покажется внутри кто-то, кому место по ту сторону? Ну как поймёт, что его заметили? Ну как протянет зеленоватые руки, чтобы поймать, утащить любопытного туда, где не выдают секретов…
Верд не опускал меча. Ясно, что деревня вымерла. Ни птицы не встретилось по пути, ни мыши не скользнуло из-под ног; жабы, извечные жильцы болот, и те не водились здесь. Лишь туман ползал у порогов, как брошенный пёс, не понимающий, куда мог пропасть верный хозяин. Вымерла… Но охотник всё равно сжимал рукоять крепче, чем посреди поля брани, когда клинок летает из ладони в ладонь, предугадывая желания бойца.
Осторожничала и колдунья. Талла двигалась медленно, часто останавливаясь и прислушиваясь, иногда ощупывая кочку перед собой носком сапога и только потом ступая. Она прошла мимо стонущих от одиночества изб, не повернувшись, не поддавшись соблазну заглянуть внутрь, проверить, есть ли кто живой. И без того знала: никого. Благо, и мёртвых не встретилось. Пока что.
Широкая деревенская дорога, вдоль которой, как ожидающие очереди на тот свет воины, выстроились хатки, вела к мосткам у озера. По ним, как по сломанной лестнице, взбиралась вонючая тина. Талла прикрыла нос рукавицей, Верд же только поморщился: чуял он вонь и прежде, но эта, если и не худшая на свете, то определённо где-то в самом верху списка.
— Фониша какая, — прогундосил Санторий, так и эдак пытающийся повернуться, чтобы ветер относил запах в сторону. Но ветра тоже не было.
— Оно гниёт.
Колдунья ступила на мостки. Верд едва сдержался, чтобы не кинуться следом и не выволочь дурную из опасного места. Не престало дёргаться из-за каждой девки… Только что ж она, ненормальная, никак не застынет на месте, словно нарочно пытаясь поскользнуться?!
— Плюхнешься — вытаскивать не стану. Сама там гнить будешь, — предупредил он, тем не менее, придвигаясь ближе. Нет-нет, Верд не собирался, если что, спасать дурную. Просто тоже интересно, отчего всегда прозрачное и свежее лесное озерцо за считанные месяцы превратилось не в болото даже, а в откровенную падаль. Даже лягушки побрезговали икру метать, и мух нету.
Вот только, если мух нету, откуда это едва чутное жужжание? На самом краю слуха, почти неразличимое. Никто и внимания не обратил, один лишь Верд, вспомнил, как не любил всегда сидеть у воды именно из-за доставучих слепней. И звук этот, однажды услышанный, становился невыносимо назойливым.
— Дурная, — позвал Верд.
— А? — Талла обернулась, опасно покачнувшись на ослизлых досках.
Они встретились взглядами и замолчали.
«Слышишь?» — безмолвно спрашивал Верд.
«Слышу», — тишиной отвечала колдунья.
— Ну чего вы? — не выдержал Санни. — Чего вылупились?
Он мотал головой от одного к другой, всё больше беспокоясь и придумывая ужасы, которых и в помине нету.
Талла опустила веки, покачала подбородком из стороны в сторону, будто танцевала под неслышную песню. А потом подхватила юбку и бегом бросилась вокруг озера.
— Там! Туда! — спотыкаясь, повторяла она. — Оттуда!
— Мы догоняем или убегаем?! — озирался в поисках опасности Санторий, не забывая как можно скорее перебирать ногами.
Верд бы с удовольствием ответил. Если бы знал сам.
Если в чьей-то власти взять жизненные силы из одного места и вложить их в другое, этот таинственный некто так и поступил.
Поодаль от остальных домов, на противоположном краю озера стоял храм. Он давненько пустовал: проезжая этой дорогой в прошлый раз, Верд видел развалины с провалившейся крышей, к которым и близко не подходил никто из живых тогда селян. Должность служителя в маленькой деревеньке, спрятавшейся в лесу, не слишком-то хлебная. Видимо, потому обитель Богов давно заброшена. Но это было тогда.