Дурная примета
Шрифт:
Отправив следственно-оперативную группу на место происшествия, оперативный дежурный ОМ-7 Кулинич Александр Иванович решал дилемму: звонить или не звонить начальнику отдела. С одной стороны нужно было звонить, так как любой порез чреват последствиями, с другой — какой-либо более полной информации об инциденте не было. А начальник обязательно потребует подробности, и, не получив таковых, только взорвется нервным раздражением и разносом всему наряду. Это с одной стороны. А с другой — начальник только что отъехал из отдела и, возможно, еще не спит. Тогда не придется нарушать его сон. Вот такая дилемма…
Кулинич был опытным служакой, повидавшим на своем веку не одного начальника. Он успел «пережить» не только несколько начальников отдела, но и пять начальников УВД Курского облисполкома. И знал, что если будут «победные реляции», то и руководством воспримется это благосклонно хоть среди ночи, хоть к утру. Если просто будет отфиксирован факт тяжкого нераскрытого преступления, то тоже не имеет значения, когда его докладывать: в любом случае обеспечено недовольство и разнос. Однако разнос лучше оттянуть до утра. По крайней мере, начальство будет выспавшимся и сытым, а, значит, более снисходительным. Не зря же говорится, что «утро вечера мудренее!»
И Кулинич решил дожидаться результатов.
— Подождем, — высказал вслух он свое решение, скорее для самого себя, чем для своего помощника.
— Что ты говоришь? — сонно отозвался дремавший за своей частью пульта помощник.
— Говорю, что с докладом начальнику подождем…
— Правильно, — меланхолично отозвался помощник и опять замолчал, клюнув носом в панель пульта.
Разговор не клеился. К тому же обоих тянуло в сон. Сказывались ночное время, рефлекс организма с его биологическим хронометром, усталость, скопившаяся за день во всем теле.
Некоторое оживление вносили телефонные звонки. Каждый раз, снимая с пульта трубку телефонного аппарата, надеялись услышать Фролова. Однако приходилось разочаровываться: звонили то граждане, интересуясь судьбой своих родственников или знакомых, то коллеги из других отделов милиции, которым приходилось также бороться со сном.
Наконец в третьем часу ночи раздался долгожданный звонок от Фролова. Опер вкратце обрисовал сложившуюся ситуацию, дал исчерпывающую информацию о потерпевшем, то есть, фамилию, имя, отчество, дату и место рождения, место работы. Он также намекнул, что в совершении пореза он подозревает супругу потерпевшего и еще мужчину по кличке Крюк, и попросил оказать помощь в установлении адреса этого Крюка.
Оживившийся помощник довольно быстро установил требуемый адрес: Крюк совсем недавно «имел честь» посетить КАЗ — камеру административно задержанных. И запись с данными о его личности «дышала» оперативной свежестью.
— Даже чернила не успели высохнуть, — пошутил помощник.
Теперь кое-какая информация имелась, но была она настолько скудной, что будить ради нее начальника не стоило.
— Подождем, — рассудил Кулинич.
— Подождем, — флегматично согласился с ним помощник.
А чего не согласиться, когда ответственности за принятое решение с его стороны никакой.
Около четырех часов, прерывая затянувшиеся минуты тревожного ожидания, вновь позвонил Фролов. На этот раз сообщил, что Крюк задержан и скоро будет доставлен в отдел. Тяжелый камень, глыбой свалившийся на душу оперативного дежурного, стал спадать. Застоявшееся время в одно мгновение ускорило свой бег. В сон не клонило.
«Кажется, на этот раз пронесло… — облегченно вздохнул Кулинич. — Победителей, как известно, не судят…»
Не прошло и двадцати минут, как СОГ в полном составе прибыла в расположение, доставив подозреваемого. Крючков еще не отошел от алкогольного дурмана и по-прежнему пребывал в прострации.
— Принимайте голубчика, — грохотал в ночи бас оперативника. — Совсем свежий, как огурец с колхозной грядки.
— Анатолий, потише… оглушишь, — попросила Подаркова.
— Не Фролов, а иерихонская труба, — отметил участковый Клыков.
— Досмотри и сажай в камеру, — поморщившись от вида оборванного, в окровавленной одежде, с разбитым и опухшим лицом, Крюка, распорядился дежурный, обращаясь к помощнику.
— Его надо в медвытрезвитель. Там ему место, — отозвался тот.
— Уже не к чему, — взглянув на часы, парировал дежурный. — Сажай в камеру, туда, где народу поменьше…
Он знал, что лиц, подозреваемых в совершении преступления, в каком бы они состоянии алкогольного опьянения не находились, сотрудники медвытрезвителя в свои «пенаты» не брали. Инструкция запрещала. Но другая инструкция запрещала дежурному содержать пьяных в отделе. И все эти инструкции вышли из недр одного министерства. Россия же… Воистину говорится, что правая рука не знает того, что творит левая.
Вот и приходилось оперативному дежурному отдела решать очередную дилемму: какую инструкцию министерства внутренних дел исполнять, а какую нарушать.
Помощник спорить больше не стал и принялся досматривать Крюка. А Кулинич отошел с Фроловым в сторонку, чтобы их разговор не был слышен задержанному.
— Точно, что это он, а не кто-либо иной пытался «замочить» терпилу?
— Да у него на роже написано, что он, — заверил опер. — Разве не видишь?
— Мало ли у кого что на фейсе нацарапано? — не унимался дотошный дежурный. — Это еще не значит, что виноват. Всякое видали… У Козьмы Пруткова есть крылатое выражение: «Если на клетке слона прочтешь надпись «Буйвол», не верь глазам своим»! Так-то!
— Он, точно он, — был тверд, как скала, сотрудник уголовного розыска. — Сам сознался, что дрался в гараже. Правда, не помнит с кем. Но это ничего. Протрезвеет к утру, вспомнит! А нет — так поможем…
— А вы в этот гараж не заглядывали? — не унимался дотошный старожил отдела.
— А когда? — вопросом на вопрос парировал опер. — Утром придут зональники (так на местном жаргоне называли оперов с зон) и начнут заглядывать… Им сам бог сие велит… Вот пусть и зырят…
— Ладно, поживем — увидим… — с какой-то неопределенностью высказался дежурный. — Готовься за справкой в больницу ехать.