Дурная примета
Шрифт:
— Да, мент!
— Сам придумал, или тебя кто научил? — продолжал проявлять показное недоверие Алелин, подыгрывая Крюку, даже на блатной жаргон пустился. — Да чтобы милиционер на убийство пошел!.. Да ни в жисть!
— Вы, вот, не верите, а пацаны меж собой уже давно решили, что то дело рук мента, и что этого мента покрывают свои, тихонько уволив его из милиции.
— Даже так? — продолжал играть Алелин. — Может, ты назовешь мне того ссученного мента или ребят, на которых голословно ссылаешься?!!
— Мента не знаю, а братков, от которых я это слышал, могу назвать, но не для огласки, а между нами, — загорелся вдруг Крюк. — С условием!
— Это с каким таким условием? — подыграл Алелин. — Шутить изволите, господин бывший зэк? Забыли, где находитесь и с кем разговариваете. Так напомню, что тут условия ставлю только я. Я — и никто иной! — подчеркнул он.
— Да какие там условия… — заюлил Крюк, однако надежду выкрутиться из передряги не терял, — просто прошу вас и мне помощь оказать, вывести из убийственного дела. Ведь я там ни сном, ни духом… На пидора клянусь!..
— Ты еще мамой поклянись, дубина стоеросовая, как любят это делать выходцы с Кавказа, — прикрикнул на него Алелин. — Пить надо меньше, тогда и клясться не придется. Впрочем, если ты не лапшу по ушам прогнал, а действительно информацию цветную даешь, можно и твое дело посмотреть повнимательнее… Оставить, как ты и просишь, одно хулиганство, а в части покушения на убийство Смирнова, прекратить… А что, — после небольшого раздумья продолжил он, — вполне сойдет.
— Виктор Петрович! Отец родной! Во век не забуду, — приободрился Крюк, услышав последние слова начальника седьмого отдела милиции, — не дай пропасть! А со своими я как-нибудь разберусь, да и хулиганство — это не убийство! Два года — не десять!
— Ну что ж, будем считать, что ты меня уговорил, — вел свою партию Алелин. — Выкладывай! Имена, клички, и прочие индивидуальные особенности братков, базаривших о двойном убийстве, а я на листке помечу. Старею, брат, на память уже не надеюсь. Ты кури, кури, не стесняйся… И пепел не в кулак ссыпай… вон, пепельницу возьми себе… — вооружившись авторучкой и листком бумаги, балагурил начальник отдела, посылая собеседнику положительный импульс, одновременно поощряя собеседника и призывая его к продолжению откровенного разговора.
Психология в действии. И не просто психология, а милицейская. Не зря же старые оперативники говорят, что хороший милиционер должен быть и психолог, и артист, и всему свету друг и товарищ!
А то, что Крюк и так из Смирновского дела выводится без всяких просьб и договоров, ему, Крюку, знать не стоит. Пусть считает начальника отдела своим благодетелем и избавителем, пусть чувствует перед ним свою вещную обязанность должника!
Покуривая, Крюк поведал Алелину все известное ему о корешах, ведших базар о причастности мента к убийству двух студенток.
— И это все? — не скрыл недовольства в голосе Алелин: пусть чувствует контрагент, как ничтожна его информация и как высоко оказываемое ему доверие, — а расписывал, а торговался!.. Я и уши развесил, поверив… А тут — тьфу и растереть! Зря только пообещал тебе послабление. Зря. Может, назад отыграть, пока не поздно…
Крюк поник. Он подумал, что сейчас Алелин откажется от своего слова и сделки. Сколько раз сам вот таким образом поступал: сначала обещал, а потом забывал про свои обещания. Сейчас и с ним так же поступят. Но Алелин как бы пожалел его, снизошел до его положения:
— Ладно, хоть информация и ничтожна, но слово мое твердо. Будем считать нашу сделку действительной.
— Петрович, не губи! Честное слово, отработаю!
— Ловлю на слове. Я тебя, Дима, за язык не тянул! Сам прокукарекал!
— Понимаю, не маленький, — принял как должное вербовку Крюк.
Что вербовка состоялась, обоим было понятно и без слов.
Нажав клавишу на пульте связи, Алелин вызвал майора Винокурова, начальника отделения дознания.
— Вызывали? — спросил Винокуров, войдя в кабинет.
— Вызывал, — подтвердил Алелин. — Вот подозреваемый по делу о подрезе Крючков. Дело у старшего следователя Паромова. Мы со следователем договоримся, из дела того его выведем. Ни к чему ему убийство. Других поищем. Оставим ему лишь хулиганство.
Винокуров ничего не понимал, но усек, что начальник отдела ведет какую-то игру, поэтому молча выслушивал Алелина. А тот продолжал: — Думаю, что с арестом Крючкова спешить не будем. Он мне пообещал исправиться. Верно я говорю? — обратился опять к Крючкову как бы для подтверждения своих слов.
— Верно, — промямлил тот.
— Вот я и думаю, — продолжил меж тем Алелин, — что подписки о невыезде ему будет достаточно. Пока достаточно! — уточнил он. — А там поживем — увидим… Вы, Александр Васильевич, как на это смотрите?
— Я? Я согласен. Посмотрим. Скрываться не будешь? — обратился уже у Крючкову дознаватель. — Сразу говори, а то…
— Не буду, — заверил Крюк бодрым тоном — впереди маячила свобода.
— Не будет! — подтвердил Алелин и выпроводил Крюка из кабинета в коридор. — Там Александра Васильевича подожди, пока мы тут с ним о своих делах переговорим.
Как только за Крюком закрылась дверь, в двух словах изложил начальнику дознания настоящую суть вопроса и передал материалы.
— Занимайся!
— Да надо хоть почитать, а то я следствие знаю: все дерьмо стараются в дознание сбросить.
— А дознание — в следствие, — подковырнул Алелин. — Читай, изучай. Я просматривал, вроде все в порядке, но как говорится, свой глаз — ватерпас! Да не забудь дежурного предупредить, что Крюка отпускаем, чтобы он ему отдал изъятые при задержании вещи.