Дурная слава
Шрифт:
— У Надежды особый сорт пациентов — дети! — вступилась за подругу Баркова.
— И что? У каждого свой круг пациентов. У каждого свои трудности, — раздраженно ответил Стрельцов. — Столько состоятельных людей гибнет в автокатастрофах, под пулями при разборках! Остаются же у них дети…
— К сожалению, никому не нужные сироты преобладают в другой социальной среде. А у богатых сирот тут же появляются опекуны.
— Меня не интересуют подробности! Никому не нужны специалисты, которые ничего не приносят в копилку… Кто еще не докладывал? Николай Михайлович, что у вас?
— Есть один вариант. Семья уезжает в Австралию на ПМЖ, оформляют через нас медицинские документы. Здесь пока остается мать мужа. Когда молодые обустроятся на новом месте, сын собирается вернуться, продать все имущество, забрать мать с собой. У них две квартиры, дача в Комарове, вполне приличный «БМВ». Будет промежуток в несколько месяцев, когда старуха останется одна. Я уже занимаюсь ею, контакт полнейший. Думаю, сразу после отъезда детей можно будет госпитализировать.
— Хорошо. Вот, Надежда, обратите внимание: у доктора Ручникова тоже особый контингент: полные семьи. Но он находит варианты! Когда человек хочет сделать дело, он ищет возможность, чтобы его сделать, а когда не хочет, ищет причину, чтобы не делать.
Моргалкина как ни в чем не бывало хлопала пустыми «стеклянными» глазами, всем своим видом демонстрируя, что ей начхать на претензии начальника.
— Что ж, господа, я призываю работать активнее. Совещание окончено.
Кабинет опустел. Стрельцов отпустил секретаршу, выключил люминесцентные лампы, освещающие помещение мертвенным искусственным светом, включил настольную лампу, озарившую комнату мягким светом, плеснул коньяку в бокал, опустился в кресло, нажал на клавишу магнитолы. Зазвучала печальная музыка Вивальди. Сделав глоток, прикрыл глаза, отдаваясь нежным звукам, настраивая себя на нужный лад. Все хорошо, все правильно. Он освободитель, открывающий дорогу в вечный покой, где нет боли, страданий, забот. Он благодетель, дающий успокоение, невыразимую легкость небытия…
Через полчаса он вошел в одну из палат клиники. На постели полулежала изможденная женщина с огромными темными глазами. Взгляд этих глаз был несфокусирован, они словно жили отдельно от тела, плавая по комнате, рассеянно переходя с предмета на предмет. Ее возраст невозможно было определить. Ей могло быть и сорок, и шестьдесят.
— Добрый вечер, Нелли Владимировна, — мягким, бархатистым голосом произнес Стрельцов.
— Добрый вечер, доктор, — едва слышно ответила женщина.
— Ну, как наши дела?
— Я жду вас. Присядьте рядом, пожалуйста.
Стрельцов опустился на край постели, взял ее руку, согревая своими ладонями.
— Расскажите мне все снова, я боюсь…
— Ну что вы, Нелечка? Чего же бояться? Мы все это обсуждали с вами не раз.
— Еще раз! Я хочу слышать ваш голос, мне не хватает уверенности…
— Что ж, это понятно. Неизвестность страшит нас. Из-за своей робости, из-за страха перед неизведанным мы отказываемся от возможности избавления от страданий. Мы удлиняем наш путь к близким, которые так ждут нас, протягивая невидимые руки, убеждая нас словами, которых мы не слышим. Но ведь они приходят во сне, правда?
— Да, сегодня мне опять снился Игорь. И мама с отцом. Мы все вместе гуляли по берегу какого-то озера… Мы были веселы, нам было так хорошо…
— Вот видите! Они ждут вас! Наше тело — это лишь временное пристанище души, наша земная жизнь — период испытаний, потерь, утрат, разочарований. Период болезней, боли и страданий.
— Но вдруг там нет ничего… Вдруг меня не станет окончательно, бесповоротно… И я сама, своим решением, падаю в пропасть, где ничего нет…
— Есть! Помните книгу, которую я вам приносил? Вернувшиеся к жизни после перенесенной клинической смерти говорят одно и то же: они видели перед собой тоннель с серебристым светом в конце, их тянуло туда, там звучала дивная музыка, там их встречали ушедшие раньше родные, близкие люди. Там, в этом неведомом мире, совсем не страшно. Перед глазами проплывают картины прошедшей жизни, оставшейся позади, мелочной, суетной, бестолковой. Люди, пережившие это состояние, говорят о нем со сладким волнением, их тянет туда. Но инстинкт сохранения человеческого вида работает сильнее: на земле нас держат наши дети. Мы не может их бросить, так устроено природой.
— Но мне не для кого жить, — прошелестела женщина.
— Да, вам не для кого жить и незачем страдать. Вас ждут там, в Зазеркалье, где душа ваша отдохнет и оправится от горестей. Где она наберется сил и желания вернуться на землю, чтобы в следующей жизни, в следующем своем воплощении, вы не потеряли любимого мужа, чтобы ваша семейная жизнь не оборвалась, едва начавшись. Чтобы вы смогли родить детей, дожить до старости, не страдая от опухоли, пожирающей ваше тело. Чтобы вы могли стать великой актрисой, как мечтали, в детстве… Вы ведь хотите этого?
— Да, я хочу! Я так устала…
— Я понимаю вас и помогу вам, Нелечка! Не пройдет и часа, и вы встретитесь со своими любимыми, вы вспомните, что значит счастье.
— Я все-таки боюсь… Вдруг мне будет больно…
— Ну что вы! Вы просто уснете. Представьте, что возвращаетесь домой после безумно тяжелого, бесконечно длинного дня. О чем вы мечтаете? Добраться до постели, лечь и уснуть. Ну вот вы и добрались, моя милая.
Он говорил еще что-то, ласково перебирая ее пальцы своими мягкими, теплыми руками. Он смотрел ей в глаза, и прежде плавающий ее взгляд был теперь сосредоточен на нем, вбирая в себя выражение его лица: сопереживающего ей, сострадающего. Она шевелила бескровными губами, повторяя его слова.
— Вы написали расписку? — тихим, ласковым голосом спросил Стрельцов В середине очередной фразы о вечном покое.
— Да, — откликнулась женщина. — Она в ящике тумбочки.
Стрельцов достал лист бумаги, пробежал глазами текст.
— Вот и славно, это дает мне формальное право помочь вам. Расслабьтесь, Нелечка, и ни о чем не думайте.
Он взял со столика шприц, наполненный жидкостью, перехватил жгутом руку женщины выше локтя, быстро и ловко ввел иглу.
— Не надо! Я передумала! Я не хочу!! — закричала вдруг она, рванувшись, пытаясь выдернуть руку из цепких пальцев. Но мужчина опрокинул почти невесомое тело, край подушки закрыл лицо с распахнутым в крике ртом.
Пальцы тем временем давили на поршень шприца. Постепенно тело женщины обмякло, рука, пытавшаяся оторвать от себя мужчину в безупречно белом халате, безвольно упала.
Глава 18
РЕКЛАМНАЯ КАМПАНИЯ
Кончился влажный, теплый январь. Февраль выдался ветреным, вьюжным, как и полагается февралю. Хлопья снега вились в свете фонаря, освещавшего вывеску «Ночная птица». В очерченный на снегу световой круг шагнула из темноты женская фигурка в короткой дубленке. Женщина вошла внутрь, опустила капюшон, светлые волосы рассыпались по плечам.