Дурная слава
Шрифт:
— Ну, дружочек мой, Верочка у нас никогда хозяйством не занималась, она у нас в филармонии пела, правда не очень успешно, если ты помнишь… Но я ее самолюбие всегда щадил, для меня она была талантливее Марии Каллас. А что до хозяйства, приходит женщина-соседка, помогает. Много ли мне, старику, надо? Но помощница все равно нужна, я медь все еще работаю, Игорек. Что мне одному делать-то? Засядешь дома — захиреешь по-стариковски. Я еще молод душой. Да и телом хоть и худ, но не дряхл! — гордо заметил он.
— И где работаете? — рассмеялся пафосности Игорь.
— Как — где? В своей юридической консультации на Невском. Она, правда,
— Нет, — рассмеялся Игорь, — машина на таможне. Так что я пока безлошадный ковбой.
— Это не умаляет твой неотразимости, — заметил Шварц.
— Аркадий Семенович, это грубая лесть!
— Во-первых, с каких пор ты со мной столь официально? Настаиваю на прежнем «дядя Каша». Во-вторых, никак не могу согласиться с определением. Какая же она грубая? Отнюдь! Если я польстил, то лишь малую толику. А в гомеопатических дозах лесть никому не вредит.
— Все-все, сдаюсь! Спорить с блестящим оратором бессмысленно.
— То-то! Ну-с, давай к столу!
Они разместились в гостиной, где был уставлен закусками накрытый белой скатертью стол. Игорь водрузил свою бутылку коньяку.
— О-о, — взглянув на этикетку, оценил хозяин. — Достойный экземпляр. Только зря ты, Игорек, тратился: неужто в доме дяди Каши тебя не угостят как положено? Слава богу, на бутылочку коньяку и бутерброд с севрюжкой зарабатываю.
— Так и я зарабатываю, — рассмеялся Игорь. — Сколько же можно эксплуатировать ваше гостеприимство? И так все детство за вашим столом прошло.
— Ну-ну, торг здесь неуместен. Но коньяк, так и быть, откроем твой. Наливай, Игорек, будем выпивать, закусывать и беседовать. Господи, радость-то какая! Игорек вернулся! Да, Анкор?
Пес жизнерадостно вильнул мохнатым «калачом», глядя на пришельца с доброжелательной заинтересованностью: давно его хозяин так не радовался гостю! А что может быть важнее радости хозяина? И пёс в порыве благодарности лизнул Игорю руку, затем уткнулся носом в колени старика.
— Ты совсем вернулся, Игорек? — поглаживая пса, спросил Шварц.
— Ну… Наверное. А что?
— Да вот думаю, кому Анкора после смерти оставить. Соседка, что по хозяйству мне помогает, она бы и взяла, да он к ней не пойдет. Он ее в грош не ставит, разбойник. Ему мужская рука нужна. А ты, я вижу, ему приглянулся. Так что, пожалуй, я его тебе завещаю. Он хоть и не голубых кровей, но товарищ надежный и смышленый. Да, Анкор?
Собака, преданно глядя в глаза хозяину, легонько заскулила.
— Ну что за скулеж? Я пока помирать не собираюсь. Но о завещании подумать следует. Ты не против такого наследства, Игорек?
— Я не против, — улыбнулся Игорь, — но действительно, рано вам о завещании хлопотать, Аркадий Семеныч!
— Не скажи, дружок. Все нужно делать не спеша, обдуманно и вовремя. И кстати, у меня ведь завещание деда твоего хранится. Он из больницы ко мне приехал, чтобы его составить. А в это время Зоенька умерла… уж так он себя казнил, что оставил ее в то утро. А через пять дней и его не стало… Получилось, что я его в последний раз живым видел в тот день, когда заверял его последнюю волю… А ведь тоже думалось: куда спешить? Юра казался таким крепким, могучим стариком, куда здоровее меня. И вот пожалуйста… Пути Господни неисповедимы… Давай помянем родных твоих. На кладбище был?
— Нет еще. Я ведь только приехал.
— Я с тобой съезжу, покажу могилы. И твоих родителей, и Дашиных, и Зоеньки с Юрой — царствие им небесное!
Они выпили, на несколько минут над столом воцарилось молчание, каждый думал о своем.
Игорь, например, думал, правильный ли выбор сделал он по жизни, пропав «без вести» на столь долгий срок?..
— Ну о работе я тебя не спрашиваю — понимаю, что рассказывать права не имеешь. А ты спрашивай, милый, все что хочешь. Я на все ответить постараюсь. Ты ведь как из космоса вернулся, — грустно улыбнулся Шварц. — Словно на другую планету метал. Вернулся, а родных нет, да и страна другая…
Бобровников кивнул, удивляясь про себя, как легко ему с Аркадием Семеновичем. Словно с собственным дедом.
— Расскажите, как погибли родители?
— Ой, страшно вспоминать… Когда Люсенька, тетка твоя, перебралась с мужем в Москву, они и твоих родителей туда перетащили. Юра с Зоей очень переживали, что дочь и сын решили перебраться в столицу. Но мешать не стали. Одно у них счастье ныло: что Дашу здесь, в Питере, оставили. Она, правда, сама отказалась с матерью уезжать. Все же привыкла к деду с бабкой, в их доме выросла. Ну а отец твой, папа Андрей… Помнищь, ты его так в детстве звал? Так вот, папа Андрей согласился на уговоры Люси и ее мужа: сестра боялась в зрелые годы круто менять жизнь, да без близких людей рядом. Так они в столице двумя семьями и обосновались. И все хорошо было, у Люсиного мужа дела шли в гору, он и Андрею помог с работой устроиться. А потом эта поездка на машине на Селигер… Еще и Дашку хотели взять, она в последний момент отказалась. И осталась жива. А Люся с мужем и твои родители погибли на месте. Шли на большой скорости, там местность холмистая… И откуда ни возьмись пьяный урод на КамАЗе прямо на них из-за бугра вылетел. По встречке шел. Лобовое… В общем, на трупы страшно смотреть было… Пришлось кремировать… Как Юра с Зоей смерть детей пережили, одному Богу известно. Дашка их, конечно, на этом свете удержала… Кабы не она… Не вынесли бы.
— Кто хоронил родителей, я не спрашиваю, ясно, что дед с бабушкой. А кто хоронил деда? Он ведь умер вслед за бабушкой.
— Юра место на кладбище купил заранее, рядом с твоими родителями. С этим проблем не было. Транспорт обеспечила клиника, где он скончался. Оттуда, кстати, на похоронах была лечащая врач. Академия организовала гражданскую панихиду и поминки, все было очень торжественно. Жаль, никого не было из родных, — вздохнул Шварц.
— А что Даша? — тут же спросил Игорь.
— А ты ничего не знаешь? — встрепенулся старик.
— Знаю по своим каналам, что она под следствием находится в московском СИЗО. Что она натворила-то, взбалмошная моя кузина?
— Зря ты так о ней. Дашенька — девушка отнюдь не взбалмошная, как ты изволил выразиться. Она человек, сознательно выбравший свою дорогу и твердо по ней идущий.
— И все-таки что она сотворила?
— Да ничего особенного. Заехала одному чиновному мерзавцу кондитерским изделием в физиономию. Так к ней вся страна присоединилась бы в едином порыве. Жаль, у других возможности не было или смелости не хватило.