Душа и тело
Шрифт:
– Эберт, не смей трогать дверь, иначе тебе придется объясняться с полицией! – с мрачной отчетливостью пригрозил Йенс, – я позвоню и сообщу, что в мое жилище пытаются силой проникнуть посторонние.
–У тебя нет никакого жилища, придурок, – в бешенстве завопила Ханна, – тебе самое место под забором валяться, да ты только по моей милости тут подвизаешься, думаешь, почему Хайнц тебя не выгоняет? Потому что я его каждые выходные бесплатной выпечкой снабжаю, а оно мне на хрен не надо! Так с какого перепуга ты мне еще права качаешь?
–Я все сказал, Ханна, – с ледяным
– Нет, я его голыми руками придушу! – судя по всему, чаша терпения Ханны переполнилась до краев, и я с необъяснимым равнодушием осознала, что до разоблачения моей двойной жизни остались считанные секунды, – Эберт, тут все на соплях держится, один раз как следует приложишься и всё…
– Подожди, Ханна, – неожиданно проявил похвальное благоразумие мой муж, – остынь, не дело это… С этого ненормального действительно станется наряд вызвать, и мы с тобой всю ночь будем доказывать, что Йенс тут на птичьих правах обитает. Потом еще такой момент, Йенсу за ложный вызов выпишут штраф, а платить его кто будет? Оно тебе надо?
–Нет, конечно, еще только штрафа мне не хватало, -под влиянием неоспоримой логики приведенных Эбертом аргументов Ханна впала в ступор и долгое время лишь растерянно молчала и возмущенно фыркала, – и как тогда быть?
–Потерпи до утра и съезди к Майстеру – немного поразмыслив, посоветовал мой муж- скажи ему, мол так и так, Йенс стал совсем неадекватный, уснет пьяный с сигаретой и мало того, что сам сгорит, так еще и сарай этот спалит. Вот пускай Хайнц его с полицией и выселяет, а ты уже по обстановке решишь, что с этим уродом делать: или домой его заберешь, либо сразу бригаду за ним вызовешь… Короче, если мы с тобой сейчас в это дерьмо ввяжемся, сами в нем и захлебнемся, понимаешь?
– Ну да, ты прав, – неохотно согласилась Ханна, – итак уже по уши в дерьме… Эберт, ну вот за что мне такое наказание? Не дай бог, Йенс ночью загнется, на меня же его родственники скопом насядут, которые его и знать не хотели, и мамаша Беккер нарисуется…
– Успокойся, Ханна! – ободряюще попросил Эберт, – если что, я первый скажу, что ты изо всех сил старалась помочь Йенсу, но слишком уж запущенный случай оказался. Поехали отсюда, меня уже, наверное, Беата потеряла, странно, что не звонит до сих пор. Еще и этот дождь никак не кончится…
– Чтоб тебе пусто было, сволочь! – вместо прощания выдохнула Ханна в адрес своего гражданского супруга с благодарностью обратилась к Эберту, – спасибо тебе, хоть у кого-то светлая голова на плечах. Я бы тут уже все разнесла в щепки…
– Ага, -хмыкнул Эберт, – а потом Хайнц бы тебе иск об умышленном повреждении имущества впаял. Нет, Ханна, тут надо быть похитрее, а то проблем не оберешься. Ну всё, едем домой, до утра здесь нечего делать…
Когда две пары удаляющихся шагов полностью стихли за дверью, мне вдруг стало ясно, что всё это время я толком и не дышала. Меня шатало и покачивало, губы пересохли от волнения, а на лбу выступила липкая испарина. Но гораздо более сильный дискомфорт мне доставляли болезненно свежие воспоминания о только что услышанном диалоге. Если до сего дня я просто не любила и презирала своего мужа, то теперь я его ненавидела и боялась. Я представить не могла, как вернусь в Ор-Эркеншвик, загляну Эберту в глаза, лягу с ним в одну постель, усну и проснусь рядом с ним… Нет, нужно сегодня же наотмашь разрубить этот гордиев узел!
– Ты должна уйти! – Йенс поджег сигарету, нервно затянулся и красноречивым жестом указал мне на выход, – чем быстрее, тем лучше. И главное, ты должна навсегда забыть сюда дорогу. Тебе очень повезло, что Эберт отказался ломать дверь, но второй раз Фортуна может и не повернуться к тебе лицом. Не испытывай судьбу на благосклонность, Беата!
– Йенс, я не могу! – всхлипнула я, чувствуя себя загнанной в угол и совершенно не понимая, куда бежать. Я стояла напротив Йенса, в немой мольбе протягивала к нему обе руки и, будто выброшенная на лед рыба, раскрывала и закрывала рот, не в силах произнести ни слова. Это был очевидный тупик, абсолютная безысходность, холодная, безжизненная пустота…
– Можешь! Еще как можешь! – заверил меня Йенс и внезапно повысил голос почти до крика, -уходи сейчас же! Нет, лучше я сам тебя отвезу на роллере.
– Не надо, я дойду пешком, – тряхнула головой я, словно со стороны наблюдая, как в безвольной покорности опускаются мои руки, -знаешь, я бы предпочла, чтобы Эберт меня здесь увидел.
– Зачем? – Йенс раздавил на полу недокуренную сигарету, занес ногу, чтобы шагнуть мне навстречу, но затем вдруг передумал и остался стоять на месте.
– Так мне не пришлось бы с ним объясняться, – со вздохом призналась я, – он бы и сам все понял…
– О чем ты говоришь? – невесело усмехнулся Йенс, – если даже я до конца не понимаю, что ты делала здесь на протяжении двух лет, чего ты вдруг хочешь от Эберта? Тебе нужно прежде всего разобраться в самой себе, а уже потом принимать решения.
– Я уже во всем разобралась! – в последнем спазме неизбежной агонии расставания, я вплотную приблизилась к Йенсу и хотела было прикоснуться ладонью к его колючей щеке, но тот на лету перехватил мою руку.
– Уходи и больше не возвращайся! – попросил меня Йенс, именно попросил, а не потребовал, и я почему-то безоговорочно вняла его тихой просьбе.
На улице по-прежнему шел дождь: мелкий, затяжной и холодный. Дождевые капли смешивались со слезами, я почти ничего не различала перед собой и шла в Ор-Эркеншвик буквально по инерции. Дорога хорошо освещалась и у меня не было шансов сбиться с пути, и через полчаса отрешенного движения я добралась до парковки супермаркета, где оставила свою машину. Мокрая и продрогшая, я села за руль и долго не могла заставить себя тронуться с места. Неизвестно сколько бы я просидела в машине, если бы мой мобильник внезапно не напомнил о себе громкой трелью.