Душа
Шрифт:
– Какая еще Мейда?
– простонала Куми.
– Почему я вообще начал интересоваться своими одноклассниками? С твоей подачи. Ты нашла ту, которая сочла для меня подходящей... обманула меня... выстроила эту глупую историю... А я повелся!
Куми высвободила руку и стала судорожно колотить Аяо по телу, попадая по бедру и по рукам. Она сопротивлялась
И тогда Аяо ударил ее, да так, что она издала страшный звук, похожий и не похожий на вопль, а затем обмякла. Аяо еще не успел переодеться со школы, и ремень был при нем. Выпустив его из штанов, Аяо провел один кончик под шеей Куми и взял ремень обеими руками. Куми очнулась. Поняв, что он делает - закричала, забилась изо всех сил, но было уже поздно: Аяо свел руки вместе, завершая обхват, а затем стал душить Куми.
Она бешено выгнулась под ним. Звук, родившийся в ее горле, должен был стать криком - но он вышел лишь тоненьким сипением, словно еле слышный свист, издаваемый проколотым мячом. С каждой секундой этот долгий, чудовищной долгий звук становился все тише и тише, пока не пропал совсем. Осталось лишь бьющееся тело.
Его поддельная мечта. Его фальшивка. Не человек - персонаж.
Аяо душил ее, да так, что аж костяшки на руках побелели. Он не переставал давить даже тогда, когда всяческое сопротивление прекратилась, и Куми затихла под ним абсолютно мертвая, неживая.
Спустя вечность он очнулся.
Равнодушно оглядел все еще теплое тело под собой, затем пошел в ванную, чтобы отмыть несуществующую кровь с ладоней.
Ее не было жалко.
Это не Куми, а... существо.
Интересно, что произошло с настоящей Куми? С Матоко? С отцом Куми? Страх накатил внезапно, и Аяо стало дурно.
Ведь они... наверняка...
Он заполз к себе в комнату и свернулся под одеялом, как был - в одежде. Долго, мучительно он ожидал сестру, пока вдруг не осознал, что никакой сестры у него никогда не было.
Он все выдумал.
Он был единственным воспитанником доктора
Аяо не мог вспомнить, что произошло.
В его голове одна за другой рождались крики, вопли, увещевания и угрозы. Миллиарды лет он пролежал так, надежно укрытый от мира одеялом, и пытался заплакать, чтобы вместе со слезами ушло ядовитое горе. Но слез не было.
А потом он почувствовал голод.
Стащив с себя одеяло, Аяо поплелся в гостиную. Тело Куми уже исчезло. Лишь ремень валялся на диване. Аяо заливал пачку рамена кипятком, когда входная дверь открылась, и в гостиную вошла сестра - как была, свежая и румяная с улицы.
– Аяо-чан?
– спросила она.
– Это еще что такое? Это не еда, а помои.
– Но ты ведь их ешь, - мертвым голосом ответил Аяо.
– Э, нет! Я ем, а тебе нельзя. Тебе желудок портить нельзя, ты еще не такой пропащий, как я, - сказала Аяме.
Она забрала у него рамен.
– Сядь, посиди. Сейчас что-нибудь нормальное приготовлю.
Сидя на диване, Аяо смотрел на нее, такую веселую, обычную, нормальную, и в душе у него царило спокойствие. Наконец-то он успокоился. Наконец-то пришел в себя.
– Нэ-сан, - тихо позвал он.
– А?
– оглянулась Аяме.
– Не уходи. Пожалуйста, никуда не уходи. Всегда будь только собой.
Она серьезно посмотрела на него и ничего не сказала, лишь слегка наклонила голову в знак согласия.
Они поужинали.
Ночью Аяо, не в силах вытерпеть шепчущей темноты, снова вылез из кровати и пошел к сестре. Она и в этот раз позволила ему лечь рядом с собой. Снова обняла.
И лежа в темноте рядом с теплой Аяме, Аяо вдруг принял решение. Он повернулся к ней лицом. Сестра молча смотрела на него. В ее глазах был только мрак.
Аяо прикрыл веки и подался вперед, найдя своими губами ее. И она не оказала ему никакого сопротивления. Чуть позже он назвал ее "Мейдой-чан", и она не стала ему возражать.