Душегуб
Шрифт:
Пока он говорил, я следила за пальцами — на правой руке оттопырены указательный со средним, будто Максимилиан подготовил их для того, чтобы перекреститься. Стоит ли повторять, что религия для Нового Мира — вещь чуждая? А чем меньше исключений, тем пестрее они смотрятся.
Максимилиан — набожный человек. Много говорит про бога, ведёт праведный образ жизни и даже соблюдает некоторые церковные обряды, обычаи и ритуалы. А я вот говорю «ритуалы» и толком не понимаю, относится ли это слово к религии, от него больше
— Сегодня я должен сопроводить тебя до места преступления? — бегло проговорил мой собеседник. — Проконтролировать работу Чедвера Гомаргольца?
— Ради бога, не называй дом моего дяди местом преступления…
— Прости. Я не с целью обидеть тебя, а по незнанию.
— Брось, — отвернулась я, не в силах терпеть этот жуткий трёп. — Пойдём.
Руки поглубже в карманы, я направляюсь через площадь. Несколько жителей уже появились в центре, кто-то направился со своими бытовыми проблемами к Тиму. Неожиданно раздался тенор моего сопровождающего:
— Ты не ответила.
— На что?
— Я попросил прощения…
— Я же сказала: «Брось»!
— Это не ответ, — решил стоять на своём Максимилиан.
— Тогда я прощаю тебя! Что от этого изменилось?
А от набожного придурка — только два коротких смешка да улыбка безумца. Видимо, ему не отвечать разрешается. Что творится со мной… Марк поступил со мной нечестно.
Блаженный Максимилиан уставился вперёд, глаза время от времени устремляются в небо. Он быстро заметил, что я поглядываю на него, и снова продемонстрировал глупый жест. И вдруг резко спросил:
— Что тебе сегодня снилось?
И растерянность медленно перетекает в глухой гнев.
— Какая разница? Мне ничего не снится.
— Давно?
— Всю жизнь.
— Такого не может быть, — радостно рубанул он воздух пальцем, словно раскусил страшнейший обман человечества.
— Хорошо, не может! Просто я не хочу обсуждать свои сны!
— Почему?
— Чёрт, Максимилиан! — взорвалась я прямо на глазах у немолодой четы.
Он резво перекрыл мне дорогу и шлёпнул двумя пальцами по губам.
— Не богохульствуй, — мягко укорил меня долговязый.
И вот он уже сбил заготовленный поток отборного гнева, я осталась с беспомощным желанием врезать ему. Долго пришлось парализовано дёргаться, прежде чем острая мысль вернулась:
— Прошло две минуты, а я уже считаю тебя невыносимым!
— Такое случается…
— Да помолчи ты!
Я рванула вперёд, оставив чёрного полисмена далеко позади. Нагнал он меня, разумеется, быстро, пристроился сзади молча — способен адекватно реагировать на человеческие слова, значит, не всё так запущено.
В очередной раз приходится досадливо вздыхать, что так легко выхожу из себя. В этом снежном коме всего хватает, но только не верующего психопата.
Очень медленно Максимилиан пристроился
— Откуда это у тебя?
— О, это с моей родины, — довольный, расправил полицейский перепонки. — Я был рождён в Сеферане, прожил там двадцать один год.
— Поговаривают, что ты всё врёшь, — скептически приподняла я брови.
— Мне стыдиться некого: я говорю истинную правду.
— Никаких доказательств, разумеется, нет?
— Доказательств… — с упоением повторил Максимилиан, — люди погрязли во лжи: ложь, враньё, выдумки. Теперь сложно даже имя своё произнести, чтобы с тебя не стребовали доказательств. Я запрещаю себе лгать, быть может, так в мире станет хоть чуть-чуть больше правды.
— От одного человека…
— Но не могу же я заставить говорить правду сотни, — отшутился чудак и провёл рукой по бусам из крестов.
Надо полагать, с таким персонажем в Гаваре живётся нелегко… Занятно, любопытно, но нелегко. Ещё от него веет добром, однако самым иррациональным образом это кажется противным… Непонятно, что с нами случилось, и что стало тому виной.
Харон околачивает порог дома Энгриля, надвинув на лоб шляпу, которая, впрочем, не скрывает его синяков. Я любуюсь их синевой, с садистским удовольствием представляя, как той твари было больно.
В его ухмылке стало меньше надменности, меньше иронии — им на смену выискались огни, чуть различимый яд. Зверюга не умеет прятать своего лица.
— Доброе тебе утро, Шапка.
— Вспомнил старую кличку? — отпихнула я Харона плечом.
— Доброе утро, Чедвер, — не разделил моей неприязни Максимилиан.
Ключи лязгнули в замке, можно входить в дом. Ретранслятор двинулся не самой уверенной походкой. Жалко, что Марк не подпустил добавить тебе по рёбрам, хотя сам обработал со всех сторон.
В воздухе пахнет сыростью, я погружаюсь в темноту проклятого дома, прохожу по комнатам, меня на секунду окатывает блёклый свет из окна. Здесь холоднее, чем на глубине озёра: забросили на пару дней — стены промёрзли.
Я занялась камином.
— Случившее не могло пройти для тебя незамеченным, Кейт, — где-то за спиной Харон уселся на стул. — Хочешь что-то сказать?
— Давно задаюсь вопросом: почему ты нам помогаешь?
— Вопрос хороший, — поддакнул чёрный полисмен.
Щепки разгорелись тщедушной искоркой тепла, свет упал на моё лицо, побледневшее, определённо, до ровного цвета бумаги. Я не свожу глаз с огонька и жду ответа.
— И слышу только это, на самом деле я ждал извинений. Досадно, что ты не признаёшь ошибок, от Марка я могу рассчитывать не более чем на повторное избиение. Как вы не цените друзей…