Душеспасительная беседа
Шрифт:
— И что же ты выяснил? — спросил Федор Павлович.
— Мне сказали, что все это в принципе возможно, но беда в том, что нам с Оликом могут не дать ваши метры… Не полагается по закону.
— Ну, если по закону не полагается…
— Закон, Федор Павлович, что дышло, это еще в древней Руси было установлено нашими предками, — гадко усмехнулся зять Вова. — Я провел разведку поглубже… дело может решить в нашу пользу один такой средней руки… дядечка… в порядке исключения. Теперь ты говори, Олик!
— Надо, чтобы
— Допустим, я пойду, сошлюсь на свои заслуги… и так далее! А он сошлется на закон. И все!
— Поворота от ворот не будет, если вы не просто так с ним покалякаете, — еще гаже, со значением, усмехнулся зять Вова, — а… Говори ты, Олик.
— Этот дядечка берет за положительное решение триста рублей, — сказала Оленька так просто, словно сообщила папуленьке, сколько надо уплатить за пошив брючного костюмчика по прейскуранту цен ателье первого разряда.
Федор Павлович молчал.
— У нас с Вовой сейчас туговато с деньгами, — продолжала Оленька как ни в чем не бывало. — А тут еще, если, даст бог, придется переезжать, знаешь какие расходы нахлынут!..
— Обожди! — с трудом сдерживаясь, сказал Федор Павлович. — Ты, значит, предлагаешь мне пойти к этому прохвосту и дать ему взятку?!
— Говори ты, Вова! — обернулась к мужу Оленька.
— Ну, это не то что взятка, — примирительно сказал Вова, — а вроде как бы… персональная премия. Это единственный точный, легкий и верный способ одним ударом, без лишних хлопот и хождений, решить всю нашу проблему, Федор Павлович.
Федор Павлович взглянул на дочь. Она сидела вся напряженная, даже ее накрашенный ротик был раскрыт от этого внутреннего напряжения. Когда-то в детстве она так сиживала у отца на коленях, слушая страшную сказку про Бармалея. Федор Павлович дрогнул. Слепая родительская любовь заглушила, увы, все другие мысли и чувства!
— Хорошо, допустим, я пойду к этому… вашему средней руки гаду и… Но как все это делается?! Я же не умею!..
— Все делается очень просто! — обрадованно засуетился зять Вова. — Я все выяснил. Надо заранее положить деньги в конверт и сказать этому дядечке, что вас направил к нему Николай Степанович.
— Какой еще Николай Степанович?!
— Неважно! Это шифр. Дескать, вот вам от него письмецо. Дядечка возьмет конверт и… все будет о’кей! Привет и лучшие пожелания!..
…Ночь накануне назначенного визита к «дядечке» Федор Павлович провел плохо, почти без сна. Встал с головной болью и сразу стал собираться. Надел свежую белую сорочку, парадный черный костюм с орденской планкой. Подумав, колодку отцепил и спрятал в заветную шкатулку, потом положил под язык таблетку валидола и пошел к «дядечке» на прием.
Симпатичная девушка-секретарь попросила его немного обождать. И вот наконец Федор Павлович плюхается в кресло у стола, за которым сидит благообразно-лысоватый,
— Трудный у вас случай!
«Сейчас, сию минуту, надо сунуть гаду конверт с его чертовой „премией“, — думает Федор Павлович. — От кого конверт-то?.. Батюшки, забыл, от кого!»
Федор Павлович багровеет. Рой мужских имен и отчеств шумно кружится в его голове. Дядечка глядит выжидательно. Ясно, чего он ждет!
— Меня к вам этот направил… Степан Николаевич! — с трудом выдавливает наконец из себя обессиленный Федор Павлович.
— Какой Степан Николаевич? Я такого не знаю!
— А он тут вам прислал… письмецо. В нем все сказано!
Изнемогая от чувства отвращения к самому себе, Федор Павлович осторожно, брезгливо кладет на край стола незапечатанный конверт с двадцатипятирублевками. Дядечка берет конверт и видит деньги. С лица дядечки сбегает его заученно приветливая улыбка. Он неторопливо снимает трубку настольного телефона и говорит Федору Павловичу со зловещим спокойствием:
— Сейчас я позвоню куда следует, и вас в конечном итоге строго накажут за попытку дать взятку должностному лицу!
Федор Павлович невольно рывком поднимается с кресла и стоит, опустив голову. Какой скандал! Какой позор! Он уже видит себя в зале суда… «Встаньте, подсудимый, суд идет!..»
— Садитесь! — слышит он мягкий дядечкин голос. — Садитесь, поговорим!
Федор Павлович опускается в кресло, вытирает платком пот со лба.
— Ну что, стыдно? — сочувственно спрашивает его дядечка.
— Стыдно, товарищ. И горько!
— То-то! Возьмите конверт и передайте вашему Степану Николаевичу, что он обратился не по тому адресу!
Дрожащей рукой Федор Павлович берет со стола злополучный конверт и сует его мимо кармана.
— Подберите и положите как следует, не торопясь. Вот так. Что же касается вашего дела, то хотя это и трудный случай, но, учитывая ваши семейные отношения и ваши заслуги, можно, пожалуй, пойти вам навстречу. Мы не бюрократы! Я тут помечу, ступайте с вашим заявлением к товарищу Терентьеву, вторая дверь от меня направо. Вам все оформят. И торопитесь, обеденный перерыв на носу!..
Вечером Федор Павлович рассказал о случившемся дочери и зятю. Он был вне себя от возмущения и негодования. Дядечка-то оказался кристально чистым, порядочным человеком, а он пытался всучить ему конверт с грязными деньгами от «вашего Степана Николаевича». Позор и еще раз позор!..
— Папа, ты же все напутал! — прервала его излияния Оленька. — Вова тебе сказал: «От Николая Степановича», а ты сказал: «От Степана Николаевича».
— Какая разница? Он же все сделал для нас без всякой «премии», просто так!