Два апреля
Шрифт:
Допив компот, Овцын пошел на почту и заказал разговор с Ленинградом. Сомнения, которые заронил в душу старый скептик Борис Архипов, уже исчезли, он опять любил Марину, к горлу подкатывала теплая волна, и сердце билось чаще, когда он представлял, как через час услышит ее голос. Он ругал себя бесчувственным поленом за то, что не сообразил раньше позвонить ей, и все выбирал среди приличных для телефонного разговора слов самые нежные и ласковые. Но задуманные слова потерялись, когда он взял трубку и после многих «алло» услышал, на конец, голос Марины.
– Я сразу угадала, что это ты, -
«Кто же еще мог быть?
– подумал он язвительно.
– Тоже мне цыганка». Он сказал:
– У нас тут, знаешь, весна.
Марина воскликнула радостно:
– У нас тоже! Такое солнце, что окна раскрыли в лаборатории.
– Это ничего, что я тебе позвонил на работу?
– спросил он.
Марина ответила приглушенным голосом:
– Ты хороший. Я рада. Как твои дела? Когда в море?
Он почувствовал облегчение. Простые вопросы, простые ответы. Так и надо. Сказал:
– Дела благополучно. В начале мая думаю выйти... А ты как живешь?
Раздался вздох, потом обиженный голос:
– Ты еще спрашиваешь... Как я живу? Днем работаю. Вечером гибну от скуки и ожидания. Скорее приплывай, слышишь?
«И что будет?
– подумал он вдруг уныло и трезво.
– Будет неделя отчаянной любви. Может, больше, если продлится стоянка в Ленинграде. Будет неприбранный стол. Постель, забрызганная вином и духами. Пустая и звонкая голова по утрам. Разговоры, для которых хватает дюжины слов. Будут неутолимые восторги, воспоминание о которых потом гонишь от себя...»
Марина еще что-то говорила, но он не слушал и, когда кончилось время, равнодушно повесил трубку. Вышел из душной кабины, и тут вспомнились ласковые и нежные слова, которые он придумал, ожидая. «Хорошо, что у меня вылетело из головы это сюсюканье», - сказал себе Овцын. Он пошел к выходу и в двери столкнулся с Борисом Архиповым.
– Звонил?
– поинтересовался Борис Архипов.
Овцын кивнул.
– В контору?
– Не в контору, - сказал Овцын.
– И как?
– прищурился Борис Архипов.
– Да так, - сказал Овцын.
– Не умею говорить по телефону. Теряюсь, когда не вижу лица собеседника. Ну и говорю всякие «бе» и «ме». Даже неловко.
– Естественно, - усмехнулся Борис Архипов.
– В ином собеседнике главное - это лицо. Проверим, нет ли чего до востребования?
– Посмотрим.
Совершенно неожиданно он получил письмо от Соломона.
«...Днями толкусь в конторе, - писал Соломон.- Каждый раз обещают отправить завтра-послезавтра, а завтра снова обещают отправить завтра-послезавтра. Думаю, что к двадцатому твоя команда все-таки приедет. Куда ж дальше тянуть? На Ладоге лед еще не сошел. Какой-то умница догадался его бомбить с самолетов для ускорения начала навигации, но ты ж понимаешь, что из этого получается. Уж так, как немцы долбили Ладогу в сорок втором, никто не сумеет. Но от этого лед раньше не сошел. Звонила Марина, спрашивала, не пишешь ли ты мне. Я сказал, что твои письма затерялись на почте. Мы оба вздохнули и повесили трубку одновременно. Отчего вы не поженитесь по закону, сволочи? Ну, будь, здоров. Надеюсь на скорую встречу.
Иван! Начальник, узнав, что я пишу тебе (пишу тут же, на краешке стола), велел вложить в конверт его записку...»
На оборотной стороне листка настольного календаря с датой 13 апреля было написано:
«Уважаемый Иван Андреевич, привет вам и наилучшие пожелания. Мы тут подумали и решили повара и буфетчицу не присылать. Финансовые дела наши не блестящи, хоть немножко сэкономим. Надеюсь, вам нетрудно будет нанять там повара и буфетчицу. На обычных условиях экспедиции. Желаю успехов.
Крутицкий».
– Еще забота, - сказал Овцын и сунул письмо в карман.
– Худые новости?
– спросил Борис Архипов,
– Нет, все в порядке. Только придется искать повара и буфетчицу. Это несложно.
– Контора решила сэкономить на проездных и командировочных?
– с усмешкой спросил Борис Архипов.
– На спичках, - сказал Овцын.
– Впрочем, мне и лучше. Найду кока, получу продукты и буду питать народ на судне.
– Где ты его будешь искать?
– В отделе кадров пароходства. Там не то что кока, там астроботаника найти можно... Ты сейчас домой?
– Попробую позвонить в Питер. Вот тебе билет на всякий случай, если разойдемся. Ужинать все же приходи, если успеешь.
В коридоре отдела кадров было накурено, тесно и грязновато. Люди всех возрастов, одетые во всевозможные одежды разной степени сохранности, мужчины и женщины и совсем еще безусые подростки, веселые и хмурые, розовощекие и со следами жестокого похмелья, любопытные и мрачно разглядывающие заплеванный пол у себя под ногами, разные люди сидели на деревянных скамьях, слонялись вдоль коридора и подпирали крашеные стены. Овцын стал у стены и некоторое время разглядывал портретную галерею.
Женщины исключались. Он ничего не имел против женщин, но на судне без них проще. Гривастые юнцы в немыслимых куртках тоже отпадали - они пришли наниматься матросами. Злодейские физиономии с клеймом многодневного злоупотребления сивухой он тоже исключил. Не подходили и мужчины в фуражках с командирскими эмблемами. Изучив руки оставшихся и сделав еще несколько исключений, Овцы направился к скамье, где с краю сидел человек лет под шестьдесят, одетый в хорошего покроя, но довольно уже потрепанное пальто. Человек теребил длинными, чисто мытыми пальцами пушистую кепку, лежащую на коленях. Выражение его смуглого выбритого лица было чуть удивленным и в то же время насмешливым. Понятно было, что на этом отделе кадров свет не сошелся для него клином, что он знает себе цепу, и немалую, и вообще делает этому помещению честь своим присутствием.
– Нанимаетесь?
– поинтересовался Овцын.
– Здесь у всех одна забота, - сказал человек с пушистой кепкой.
– Последние в конце коридора.
– Это понятно, - кивнул Овцын.
– Вы, наверное, повар?
– Как вы это определили?
– оживился человек с кепкой и перестал теребить ее.
– Методом дедукции, - улыбнулся Овцын.
– Простите, вы сыщик?
– Зачем же так... Я капитан теплохода «Кутузов». Иван Андреевич Овцын.
– Трофимов Алексей Гаврилович, - сказал повар и протянул руку. Пожатие его руки было в самую меру крепким.