Два брата - две судьбы
Шрифт:
Опять в пути. Разведка прошла удачно: к вечеру следующего дня доложил обстановку, и той же ночью решено было двигаться по разведанному пути. Я пошел отдыхать и, растянувшись на траве под густыми кронами деревьев, сразу заснул. С наступлением сумерек проснулся, и первое, что увидел, был пистолет, который чистил мужчина с двумя кубиками в голубых петлицах. Над нами шумели молодые березы.
— Слушай, разведчик! — обратился ко мне незнакомый командир. — Давай-ка махнем через Днепр. Вдвоем проскочим. — В сумерках я едва различил усталое
— Был я за Днепром. Там всюду немцы. На Полтавщине с трудом выбрался из котла.
— Так фашисты уж, наверное, к Москве поперли. На нашем пути будут только их третьи эшелоны. Проскочим. Нам надо скорее уйти в леса. А здесь, в степи, каждый суслик на виду. Ну как, пойдешь?
— Не могу, — ответил я. — Что ж я, этих людей брошу?
— Брось ерундить! Так не проскочим, где-нибудь да напоремся. Да и разброд у нас, каждый в свою сторону гнет. Начальника-то нет, а этот, в реглане… тоже мне хренов стратег! Никто подчиняться ему не хочет. Командир конного взвода разругался с ним начисто. Я тоже решил действовать самостоятельно. Вот и тебе предлагаю, за компанию…
Я наотрез отказался.
— Ну, как знаешь. Не настаиваю. Только тому, в реглане, не трепи. Ясно? Ночью уйду один. — И он быстро вскочил с земли, сунул пистолет в кобуру, хлопнул по ней ладонью, расправил на мускулистом торсе гимнастерку.
Через мгновение он исчез. Сумрак наступающей ночи поглотил его, а хруст веток под удаляющимися шагами заглушило резкое тарахтение. В двадцати метрах от березняка по дороге замигали фары немецких мотоциклов.
На краю гибели
Наши машины, сбросив маскировку, вытянулись из березняка. Командир в реглане сел в головную машину, я встал на подножку и, всматриваясь в ночную темноту, показывал шоферу дорогу.
— Левее, левее! — говорю я.
— Правее! Резко правее! — обрывает меня командир. Колонна ушла вправо.
— Надо было левее, — сказал я. — Мы еще до двух тополей не доехали.
— Правильно едем! — настаивает командир. — Правее бери! Скоро должна быть дорога…
Глухо урча моторами, машины шли без огней, через большое поле, прямо по целине.
— Стоп! — скомандовал командир и вышел из машины. — Вытянуться цепочкой всем, кроме раненых, — приказал он. — И следовать друг за другом на расстоянии видимости. Двинулись! — И сам пошел первым.
Мы проплутали зря. Цепь разорвалась. Спустя некоторое время вынуждены были вернуться к машинам. Начальник ругался площадной бранью, обвинял в неудаче всех, кроме самого себя.
— А ты вали отсюда к чертовой матери! — неожиданно выпалил он и, повернувшись ко мне спиной, сел в машину.
Я соскочил с подножки и, уязвленный незаслуженной грубостью, забрался в кузов продовольственной машины и улегся рядом с поваром-грузином под брезентом на мешке с мукой.
Машины некоторое время еще двигались, а затем снова остановились.
— Разведчик! Разведчик! Где он там? — послышались голоса.
— По твою душу, — улыбнулся грузин.
— Разведчика к командиру!
И я снова стою на подножке и снова показываю дорогу. Некоторое время едем молча.
— Где же твои тополя? Нет их нигде! — злится командир. — Пошел вон!
Меня прогоняли и опять вызывали. И так несколько раз. В кромешной тьме машины ехали неизвестно куда, и только с рассветом, проплутав всю ночь по полям, мы наконец выбрались на грунтовую дорогу и помчались вперед, ощетинившись винтовками. Возле маленького полустанка колонна попала под вражеский обстрел и, на ходу приняв бой, распалась. Машина с продовольствием, на которой я ехал, очутилась совсем одна в небольшой березовой рощице, на окраине местечка Зеленая. В селе были немцы. Винтовки мы закопали в рощице — кончились боезапасы, продукты передали хозяевам крайнего дома, рядом с которым мы оказались и где довольно искусно большими зелеными ветками замаскировали машину.
Командир в кожаном реглане был виноват в том, что от нас ушли другие командиры и конный взвод ночью запропастился неизвестно куда. Надо было не ругаться с ними, а посоветоваться. А он хотел все делать сам, хотя в ночной темноте ориентироваться не мог. Всех обругал, всех разогнал, и из-за его безалаберных команд рассеялись остатки штаба этого соединения.
Что делать? Той же ночью мы с поваром и с двумя бойцами двинулись по направлению к Николаеву. Один из бойцов был мой бывший напарник по разведке, узбек.
В ближайшем же селе от нас отстал повар-грузин, он был очень толстый мужчина, шагать пешком было для него страшной мукой. Потом куда-то пропал второй боец. Остались мы с узбеком вдвоем. А вскоре я и его потерял, и вот при каких обстоятельствах. Напоролись мы на немцев. Спали они в придорожном кювете — рядом лежал на боку мотоцикл без колеса, а несколько в стороне — их танкетка, без гусениц. Мой напарник решил прикончить их финкой. Как только мы обсудили план действий, со стороны танкетки раздался окрик — нас заметили, — и тут же резанула автоматная очередь. Немцы вскочили с земли, а нас обоих как ветром сдуло: разбежались в разные стороны и растворились в темноте…
Остался опять один.
На рассвете заметил в поле стог сена и направился к нему, чтобы передохнуть. Приземлился на чей-то сапог. Кто-то выругался, и из-под стога выбрался черноволосый мужчина в немецкой фуфайке, за ним — второй — белобрысый парень. Оба без оружия, и у меня оружия не было (командир в реглане отобрал ТТ, когда я уходил в разведку, да так и не вернул). Не успели мы и слова сказать друг другу, как перед нами словно из-под земли вырос верховой немец.
— Лос! Пошоль! — Дуло его автомата прочертило полукруг, указывая нам путь…