Два брата
Шрифт:
– Ворона, – горько прошептал он и со стыдом вспомнил, как перетрусил перед царем. – А что Илья сделал бы на моем месте? Так же бы у него поджилки затряслись? Ну, нет… Илья все бы ему высказал начистоту, а там хоть и голову под топор.
Мрачный, униженный и опустошенный вернулся Егор в мастерскую и удивил подмастерьев тем, что до самого вечера не сказал ни единого слова.
– Верно, от царя попало, – шептались ребята.
На следующий день Маркова опять вызвали во дворец. Со странным чувством робости, которого прежде не знал за собой, Егор шел к царю.
«А вдруг опять за вчерашнее точить начнет? Правду матушка говорит: близ царя – близ смерти».
Опасения
– Ведомо ли тебе, сколько мы пороху в год тратим?
– Нет, государь, неведомо.
– Так вот, я тебе скажу: ни много ни мало – тридцать тыщ пудов!
Марков ахнул:
– Тридцать тыщ! Это куда же такую уйму? Царь коротко рассмеялся и охнул: закололо в боку.
– Ты думаешь, война со шведом на убыль пошла и пороху мало надо? Не так, Егор! Порох и в мирное время зело потребен: для воинского учения. Плох тот полководец, что, сберегая порох, позволяет солдатам его только в бою расходовать! Они и израсходуют, да понапрасну… – Петр усмехнулся. – А сколько пороху нам для флота надобно! На море из пушки не скоро стрельбу поймешь, и покуда научишься попадать, много зелья зря уйдет. Не догадываешься ты, Егор, к чему я эту речь клоню?
Егор вопросительно посмотрел на царя.
– Годов восемь тому назад, – продолжал Петр, – уговорили меня все пороховое дело сдать на откуп. Контракты с Другими заводчиками я порушил, и стал зелье в казну доставлять один пороховщик. Что ж ты думаешь, хорошо это получилось?
– Не знаю, государь, – ответил Егор. Он боялся высказывать свои мысли открыто, помня урок, полученный за «высокоумничанье». – Вам об этом судить.
Царь улыбнулся: он понимал настроение Егора и был доволен.
– Золотые слова! И теперь мы таковой политик проводить бросили. Разрешаем свободно торговать, свободно строить заводы, фабрики. На Москве поставили/ мельницы Аникиев, Вельский, Селиверстов. Мы даже казенные заводы частным персонам начинаем передавать: хозяин больше старанья к делу окажет, чем мой приказный. Вот тут-то мы с тобой, Егор, подошли к настоящему разговору. Я ведь из Москвы всё фабричное дело сюда, в Питер, перетаскиваю. Хочу, чтоб все здесь, у меня на глазах, было. Литейный двор учредил, на коем ты работал, пороховых мельниц казенных понастроил. А дело-то на них плохо идет! Есть у меня хорошая фабричка на реке Сестре, и мыслю я передать ее в надежные руки. – Петр помолчал. – Возьмешь?
– Что вы, ваше величество! – испугался Марков. – Какой из меня фабрикант? И беден-то я…
– Денег из казны заимообразно отпущу, сколько на обзаведение потребуется.
– Нет уж, увольте, государь! – взмолился механик со слезами в голосе. – Неужто за вчерашнее хотите от себя удалить?
Петр рассмеялся.
– Испытывал я тебя. Знаю, от меня не захочешь уйти. А вот проглядывал я свою книжечку и вычитал там фамилию Ракитина, предивного счетчика. Он, кажется, приятель твой? Этот подойдет?
– Иван Ракитин?! – воскликнул обрадованный Марков, – За него ручаюсь смело! Всякое фабричное дело поймет отлично и большую пользу произведет.
– Кому? – Петр хохотнул. Марков вежливо улыбнулся:
– Конечно, в первую голову себе. Но и казне тоже.
– Возьмется ли он за пороховое дело?
– Возьмется, государь, головой ручаюсь – возьмется!
– Веди его к генерал-фельдцехмейстеру [130] договор заключать!
Машина
130
Генерал-фельдцехмейстер – начальник артиллерии.
Кончилось тем, что царь предложил:
– Поезжай, Егор, в Германию! Там на месте проверишь, дельная это выдумка или обман.
Маркову с большим трудом удалось отклонить от себя ответственное поручение.
Царь поручил осмотреть «изобретение» Орфиреуса одному из своих советников – Остерману.
«Вечный двигатель» приносил Орфиреусу немалый доход, и он запросил с русского правительства сто тысяч ефимков.
Сделка не состоялась, так как к тому времени плутовство немецкого «изобретателя» было разоблачено. Царь проникся еще большим уважением к уму и знаниям Егора Маркова, хотя по-прежнему не допускал мысли о том, что простой механикус может соваться в государственные дела. Впрочем, и сам Егор стал гораздо осмотрительнее и знал свое место.
Глава XXII. Пороховая мельница
Прошло около трех лет с той поры, когда Иван Семеныч ушел от купца Русакова и открыл самостоятельное дело.
Бойкий и предприимчивый, Ракитин раньше других понял дух времени и учредил торговую компанию. Он привлек нескольких мелких купцов, объединил их капиталы со своим собственным и стал во главе дела.
«Первая Санкт-Петербурхская Компания торговли корабельными припасами» процветала: лен, пенька, канаты, парусина забирались Адмиралтейством в любом количестве и По хорошей цене.
На Ракитина и компанию работали десятки агентов по обширному краю от Новгорода до Архангельска и Сольвычегодска.
По дорогам скрипели обозы, направляясь в Питер, на компанейские склады. Агенты развозили охотничьи ружья, топоры, ножи и прочий скобяной товар, зеркальца, ожерелья, сережки, шали.
Торговля шла за деньги и в обмен.
Компания начала приторговывать шерстью, кожами, лесом. На всем делались удачные обороты, капиталы компаньонов быстро росли. Много помогал Трифон Бахуров, раскрывая Ракитину секреты Адмиралтейства.
Иван Семеныч раздобрел, говорил с важностью и уже имел вес среди петербургских купцов. Он стал для некоторых своего рода барометром. Видя его успехи в делах, купцы бросались вслед за Ракитиным в те же предприятия, что затевала его компания. Иван Семеныч посмеивался в усы: он то скрывал свои планы от конкурентов, то пускал их по ложному следу.
Но до пяти тысяч червонных, с которыми можно было получить Анку Русакову, была еще порядочная недохватка.
Не раз подумывал Иван Семеныч подделать свои торговые книги и явиться к бывшему хозяину с фальшивым балансом. [131] Но удерживал страх: опытного купчину Русакова провести было трудно. Вдруг он откроет обман и, оскорбленный, укажет Ракитину на дверь, а дочку отдаст за первого подвернувшегося под руку? С крутым, своенравным стариком шутки были плохи.
131
Баланс – состояние средств торгового предприятия.