Два часа в благородном семействе, или о чем скрипела дверь
Шрифт:
ДРУГЪ ДОМА. Великодушная!
МАТЬ. Конечно, она могла бы пощадить нашъ домъ… Подумайте, мой другъ: такая грязь — подъ одной крышей съ моей чистой Зоей.
ДРУГЪ ДОМА. Только не волнуйтесь!
МАТЬ. Но — «понять — простить», сказалъ Викторъ Гюго.
ДРУГЪ ДОМА. Вы вс глубины понимаете! Всегда! Вс!
МАТЬ. Кто страдалъ столько, какъ я, кто такъ одинокъ?..
ДРУГЪ
МАТЬ. Да, мы страдали вмст.
ДРУГЪ ДОМА. Позвольте мн глядть въ ваши глаза!
МАТЬ. Я — на Сергіевской, вы — у Пяти угловъ…
ДРУГЪ ДОМА. О, ваши глаза… ваши глубокіе скорбные глаза!
МАТЬ. Они уже не т, что двадцать лтъ назадъ.
ДРУГЪ ДОМА. Нтъ, лучше! лучше!
МАТЬ. Милый!
ДРУГЪ ДОМА. Мадонна моя!
МАТЬ. Безкорыстный! Терпливый!
ДРУГЪ ДОМА. Камея!
МАТЬ. Однако, мой другъ, я жду вашихъ совтовъ.
ДРУГЪ ДОМА. Этотъ господинъ едоръ долженъ сегодня же покинуть вашъ домъ.
МАТЬ. Чтобы онъ отомстилъ, разславивъ, за что его уволили, по всмъ лакейскимъ Петербурга?
ДРУГЪ ДОМА. Я не сообразилъ.
МАТЬ. Вы не сообразили, мой другъ.
ДРУГЪ ДОМА. Но вы всегда все соображаете! Все!
МАТЬ. Милый!
ДРУГЪ ДОМА. Мадонна моя!
МАТЬ. Лучшій! Постоянный!
ДРУГЪ ДОМА. Двадцать лтъ я слышу милыя слова — и они всегда мн сладко новы!
МАТЬ. едора я удалю подъ благовиднымъ предлогомъ черезъ мсяцъ или полтора. А сейчасъ покинуть домъ должна Клавдія.
ДРУГЪ ДОМА. Да, да. Именно. Прекрасно. Я такъ и думалъ. Именно Клавдія должна ухать.
МАТЬ. Въ этой маленькой голов есть немного такта?
ДРУГЪ ДОМА. Эта маленькая голова огромна, какъ вселенная.
МАТЬ. Покуда мы сплавимъ этого едора, Клавдія можетъ прожить нсколько недль… или мсяцевъ… у тети Розы, въ Псковской губерніи.
ДРУГЪ ДОМА. Это геніально. Именно въ Псковской. Псковская губернія создана для Клодины.
МАТЬ. Но — какъ я скажу ей? Конечно, я старшая сестра и хозяйка дома, но Клавдія — такая истеричка, а я не умю владть собою.
ДРУГЪ ДОМА. Прикажите мн взять эти непріятные переговоры на себя.
МАТЬ. Она будетъ кричать… Я волнуюсь, когда на меня кричатъ!
ДРУГЪ
МАТЬ. Милый!
ДРУГЪ ДОМА. Мадонна моя!
МАТЬ. Какъ мало надо словъ, чтобы любить другъ друга.
ДРУГЪ ДОМА. И быть счастливыми.
МАТЬ. Долго-долго.
ДРУГЪ ДОМА. Вчно.
МАТЬ. Почти двадцать лтъ.
ДРУГЪ ДОМА. Двадцать лтъ.
МАТЬ. Врный! Прочный!
ДРУГЪ ДОМА. О, какъ бы я хотлъ сейчасъ поцловать уста твои!
МАТЬ. Тссъ… «ваши»! «ваши»!
ДРУГЪ ДОМА. Э! Мы одни!
МАТЬ. Все равно. Не слдуетъ привыкать.
ДРУГЪ ДОМА. Проклятыя цпи!
МАТЬ. Вы можете обмолвиться при муж или дтяхъ.
ДРУГЪ ДОМА. Вы правы.
МАТЬ. Какъ всегда.
ДРУГЪ ДОМА. Иногда мн кажется, что вашъ мужъ догадывается.
МАТЬ. Избави Богъ! Я умерла бы отъ стыда и страха.
ДРУГЪ ДОМА. Но почему? За что? Собственно говоря, намъ нечего скрывать.
МАТЬ. Да, наша любовь чиста.
ДРУГЪ ДОМА. Мы не длаемъ ничего грязнаго.
МАТЬ. Двадцать лтъ!
ДРУГЪ ДОМА. Двадцать лтъ!
МАТЬ (оглядвшись). Какъ бы я хотла приласкать твою умную, умную, умную, милую голову!
ДРУГЪ ДОМА. Вы — лучъ. Да. Чмъ дольше я смотрю на васъ, тмъ больше убждаюсь. Вы — лучъ.
МАТЬ. Мягкій мой! Деликатный! Вдь вы сумете говорить такъ, чтобы не сдлать Клодин больно?
ДРУГЪ ДОМА. Я буду говорить, какъ вы прикажете.
МАТЬ. Если мн больно, я привыкла, это ничего. Но я такъ страдаю, когда другимъ длаютъ больно…
ДРУГЪ ДОМА. Какъ вы прикажете. Все — какъ вы прикажете.
МАТЬ. Тише…
ДРУГЪ ДОМА. Это она.
МАТЬ. Другъ мой, я васъ оставлю… Не правда ли? (Въ дверяхъ, посылаетъ чуть замтный воздушный поцлуй, одними губами.) Милый!
ДРУГЪ ДОМА. Мадонна моя! (Одинъ.) Этотъ день… этотъ день… очень счастливый для меня день! (Прошелся козыремъ и — съ убжденіемъ, какъ бы самому себ нчто совершенно невроятное доказавъ.) Ей Богу, необычайно счастливый демь!