Два человека
Шрифт:
— Ты лучше спроси, где меня только не было!
Глубокой осенью у Ксюши случилось несчастье.
Валька вбежал на крик. Ксюша лежала поперек кровати лицом вниз и стонала:
— Ю-ухим!.. Ю-ухим, братец ты мой!
Немного успокоившись, она рассказала, что ее младший брат Ефим во время шторма попал в аварию. Ефим остался жив, но ослеп — ему побило затылок.
Валька хотел расспросить поподробнее, но боялся, что Ксюша хуже заплачет.
Через некоторое время пришло второе письмо. Отец писал, что есть надежда вылечить Ефима. Как отлежится,
Скоро Ефима привезли. Ксюша неделями пропадала в Москве. Приезжала домой раз от раза все больше похудевшая. Первая операция Ефиму не помогла. Не помогла и вторая.
У Ксюши с Гришкой начались скандалы. Гришка не хотел, чтобы Ефим жил у них. А Ксюша плакала и говорила: «Нельзя везти его назад — утопится он в Волге. Сам говорит: «Не стану жить без глаз».
У Вальки холодела спина от таких слов. Как это без глаз? Что у него, дыры там, что ли?..
В конце концов Гришка махнул рукой и сказал:
— Делай как знаешь, пес с тобой, только потом не попрекай, что нужда и все такое… Она и будет нужда, когда с тобой больше лаешься, чем дело делаешь!
Валька не видал, как привезли Ефима, но с этого дня перестал ходить к Ксюше. Он боялся слепого.
Первый раз он увидел Ефима в спину. Ксюша вывела его погулять. Они шли очень медленно. Одной рукой он опирался на палку, другую положил Ксюше на плечо. Рядом с братом она была очень маленькая. Валька спрятался за бочку с дождевой водой и стал ждать, когдa они пойдут назад. И вот он увидел смуглого парня с очень злым лицом. «Ксюша, наверно, сумасшедшая», — подумал Валька и побежал в дом.
— Варвара Ивановна, скажите, пожалуйста, почему Ксюша говорит, что ее брат без глаз? У него же совсем целые глаза и он смотрит!
— Ох, и не говори! Что пользы с этих глаз, когда в них свету нет?
— Как?
— А так — бел свет ему теперь одна ночка темная.
— Неубедительно, — раздражаясь, сказал Валька. Он ничего не понял.
— А иди ты с богом, — огрызнулась бабка и передразнила — «Ни-у-би-дительно»! А что тебе убедительно? Горе это, к чему тут слова подбирать?
— А тогда зачем он не закрывает глаза? — приставал Валька.
— Все одно ему — что закрыты, что открыты.
— Ну, а солнце он хотя бы видит?
— В том-то и горе — не видит он солнышка. Хуже червяка в погребе его жизнь теперь, — снова запричитала бабка. Потом нахмурилась и топнула. — А ты чего привязался, как идол, славь те господи, зрячий!
Валька побежал во двор, закрыл глаза, поднял лицо к небу. Сквозь веки просвечивало солнце — горячее и красное.
«Очень странно», — подумал Валька.
Выплакавшись, Ксюша стала спокойнее, чем была раньше. Гораздо реже ругалась с Гришкой. Сердце ее теперь целиком было занято горем.
— Зашел бы, — сказала она как-то Вальке, — поговорил бы с человеком.
Валька тут же пошел с ней. Ксюша открыла дверь, шагнула в комнату. Валька медлил на пороге.
— Кто тут? — тревожно спросил слепой и повернул лицо к двери.
— Мальчик соседский, — ответила Ксюша, — я говорила тебе. Заходи! — И она ногой придвинула Вальке табуретку поближе к брату. —
Пока Валька шел к табуретке, он весь вспотел, потому что прямо на него смотрели большие, очень блестящие голубые глаза. Вальке стыдно было смотреть в эти глаза, и нельзя было отвернуться — он может обидеться ведь…
Валька бесшумно вышел из полосы взгляда и с ужасом увидел, что Ефим продолжает смотреть в то место, где Валька только что стоял. А лоб у слепого был наморщен весь, будто не может он чего-то вспомнить и сильно мучается от этого.
Выручила Ксюша: она спросила про Катьку, и Валька принялся тараторить про ее капризы.
Ксюша благодарно улыбалась. Ефим слушал странно, как будто и слушает и в то же время что-то без конца читает на потолке. У него все время передвигались зрачки из угла в угол.
На коленях, ладонями вверх, беспомощно и праздно лежали его загорелые руки. Валька украдкой рассматривал их. Руки были красивые и очень чистые. А там, где начинались пальцы, одинаковыми бугорками торчали желтые мозоли. Про себя Валька решил, что потом, когда они лучше познакомятся, обязательно спросит, отчего у него такие мозоли.
Скоро Вальку позвали обедать, и он с радостью удрал от Ксюши. Ему было и любопытно и страшно.
С этих пор он стал забегать к ней.
Однажды Ксюша уговорила его ужинать с ними. Валька согласился. Ефим почему-то ни с кем не разговаривал. Только отзывался, если Ксюша что спросит.
Сели за стол. Валька уже без страха смотрел на Ефима. Он убедился, что, хотя они как будто и смотрят друг на друга, взгляды их все-таки не встречаются.
Валька следил за каждым движением слепого и удивлялся: Ефим ел куда аккуратнее Гришки, ничего не проливал, не капал и не опрокидывал, даже не шарил по столу руками. Правда, Ксюша все время пододвигала ему то хлеб, то кружку с молоком и как бы между прочим говорила: «Пей молоко, пока не остыло». И Ефим брал кружку с молоком.
На следующий день Валька подождал, пока бабка уйдет, сел к столу, закрыл глаза и попробовал так завтракать. И ничего особенного — он только раза два подглядывал и потом без ошибки находил стакан, хлеб, соль. Он жевал с закрытыми глазами и думал: «Если хорошенько поупражняться, можно привыкнуть, ничего такого страшного нет. Вот ходить с закрытыми глазами, наверно, труднее — можно куда-нибудь провалиться».
Вечером, оставшись один, он погасил свет, закрыл глаза и стал ходить по комнате. Больно ударившись несколько раз, он очень разозлился на себя и поэтому, когда зажег свет, даже и не вспомнил про слепого, а когда вспомнил, не захотел об этом думать.
Как-то днем, когда во дворе у Ксюши никого не было, Валька увидел на крыльце Ефима. Он был один. В правой руке палка, в левой зачем-то топор. Ощупывая палкой дорогу, Ефим прошел через двор к поленнице, взял несколько распиленных чурбаков. Один из них поставил на попа, погладил ладонью, потом приставил к нему топор и, приподняв его, коротким и сильным движением ударил. Половинки отлетели далеко. Ефим пошарил палкой подле — не нашел. Постоял. Вытер ладонью лоб и шею и вдруг со страшной злостью отшвырнул топор и пошел к дому. Шел медленно. Голова была опущена низко.