Два рассказа

Сэлинджер Джером Дэвид

– - Ясно, нашли, -- презрительно сказала Сандра.
– - А вы как думали?

– - Нашли его уже ночью, в двенадцатом часу, а дело было... когда же это... да, в середине февраля. В парке ни детей, никого не осталось. Разве что, может быть, бандиты, бродяги да какие-нибудь чокнутые. Он сидел на эстраде, где днем играет оркестр, и катал камешек взад-вперед по щели в полу. Замерз до полусмерти, и уж вид у него был...

– - Боже милостивый!
– - сказала миссис Снелл.
– - И с чего это он? То есть, я говорю, чего это он из дому бегает?

Бу-Бу пустила кривое колечко дыма, и оно расплылось по оконному стеклу.

– -

В тот день в парке кто-то из детей ни с того ни с сего обозвал его вонючкой. По крайней мере, мы думаем, что дело в этом. Право, не знаю, миссис Снелл. Сама не понимаю.

– - И давно это с ним?
– - спросила миссис Снелл.
– - То есть, я говорю, давно это с ним?

– - Да вот, когда ему было два с половиной, он спрятался под раковиной в подвале, -- обстоятельно ответила Бу-Бу.
– - Мы живем в большом доме, а в подвале прачечная. Какая-то Наоми, его подружка, сказала ему, что у нее в термосе сидит червяк. По крайней мере, мы больше ничего от него не добились.
– - Бу-Бу вздохнула и отошла от окна, на кончике ее сигареты нарос пепел. Она шагнула к двери.
– - Попробую еще раз, -- сказала она на прощанье.

Сандра и миссис Снелл засмеялись.

– - Поторапливайтесь, Милдред, -- все еще смеясь, сказала Сандра миссис Снелл.
– - А то автобус прозеваете.

Бу-Бу затворила за собой забранную проволочной сеткой дверь.

Она стояла на лужайке, которая отлого спускалась к озеру; низкое предвечернее солнце светило ей в спину. Ядрах в двухстах впереди на корме отцовского бота сидел ее сын Лайонел. Паруса были сняты, бот покачивался на привязи под прямым углом к мосткам, у самого их конца. Футах в пяти-десяти за ним плавала забытая или заброшенная водная лыжа, но нигде не видно было катающихся; лишь вдалеке уходил к Парусной бухте пассажирский катер. Почему-то Бу-Бу никак не удавалось толком разглядеть Лайонела. Солнце хоть и не очень грело, но светило так ярко, что издали все -- и мальчик, и лодка -- казалось смутным, расплывчатым, как очертания палки в воде. Спустя минуту-другую Бу-Бу перестала всматриваться. Смяла сигарету, отшвырнула ее и зашагала к мосткам.

Стоял октябрь, и доски уже дышали жаром в лицо. Бу-Бу шла по мосткам, насвистывая сквозь зубы "Малютку из Кентукки". Дошла до конца мостков, присела на корточки с самого края и посмотрела на сына. До него можно было бы дотянуться веслом. Он не поднял глаз.

– - Эй, на борту!
– - позвала Бу-Бу.
– - Эй, друг! Пират! Старый пес! А вот и я!

Лайонел все не поднимал глаз, но ему вдруг понадобилось показать, какой он искусный моряк. Он перекинул незакрепленный румпель до отказа вправо и сейчас же снова прижал его к боку. Но не отрывал глаз от палубы.

– - Это я, -- сказала Бу-Бу.
– - Вице-адмирал Танненбаум. Урожденная Гласс. Прибыл проверить стермафоры.

– - Ты не адмирал, -- послышалось в ответ.
– - Ты женщина.

Когда Лайонел говорил, ему почти всегда посреди фразы не хватало дыхания, и самое важное слово подчас звучало не громче, а тише других. Бу-Бу, казалось, не просто вслушивалась, но и сторожко ловила каждый звук.

– - Кто тебе сказал?
– - спросила она.
– - Кто сказал тебе, что я не адмирал?

Лайонел что-то ответил, но совсем уж неслышно.

– - Что?
– - переспросила Бу-Бу.

– - Папа.

Бу-Бу все еще сидела на корточках, расставленные коленки торчали

углами; левой рукой она коснулась дощатого настила: не так-то просто было сохранять равновесие.

– - Твой папа славный малый, -- сказала она.
– - Только он, должно быть, самая сухопутная крыса на свете. Совершенно верно, на суше я женщина, это чистая правда. Но истинное мое призвание было, есть и будет...

– - Ты не адмирал, -- сказал Лайонел.

– - Как вы сказали?

– - Ты не адмирал. Ты все равно женщина.

Разговор прервался. Лайонел снова стал менять курс своего судна, он схватился за румпель обеими руками. На нем были шорты цвета хаки и чистая белая рубашка с короткими рукавами и открытым воротом; впереди на рубашке рисунок: страус Джером играет на скрипке. Мальчик сильно загорел, и его волосы, совсем такие же, как у матери, на макушке заметно выцвели.

– - Очень многие думают, что я не адмирал, -- сказала Бу-Бу, приглядываясь к сыну.
– - Потому что я не ору об этом на всех перекрестках.
– - Стараясь не потерять равновесия, она вытащила из кармана сигареты и спички.
– - Мне и неохота толковать с людьми про то, в каком я чине. Да еще с маленькими мальчиками, которые даже не смотрят на меня, когда я с ними разговариваю. За это, пожалуй, еще с флота выгонят с позором.

Так и не закурив, она неожиданно встала, выпрямилась во весь рост, сомкнула кольцом большой и указательный пальцы правой руки и, поднеся их к губам, точно игрушечную трубу, продудела что-то вроде сигнала. Лайонел вскинул голову. Вероятно, он знал, что сигнал не настоящий, и все-таки весь встрепенулся, даже рот приоткрыл. Три раза кряду без перерыва Бу-Бу протрубила сигнал -- нечто среднее между утренней и вечерней зорей. Потом торжественно отдала честь дальнему берегу. И когда наконец опять с сожалением присела на корточки на краю мостков, по лицу ее видно было, что ее до глубины души взволновал благородный обычай, недоступный простым смертным и маленьким мальчикам. Она задумчиво созерцала воображаемую даль озера, потом словно бы вспомнила, что она здесь не одна. И важно поглядела вниз, на Лайонела, который все еще сидел, раскрыв рот.

– - Это тайный сигнал, слышать его разрешается одним только адмиралам.
– - Она закурила и, выпустив длинную тонкую струю дыма, задула спичку.
– - Если бы кто-нибудь узнал, что я дала этот сигнал при тебе...
– - Она покачала головой. И снова зорким глазом морского волка окинула горизонт.

– - Потруби еще.

– - Не положено.

– - Почему?

Бу-Бу пожала плечами.

– - Тут вертится слишком много всяких мичманов, это раз.
– Она переменила позу и уселась, скрестив ноги, как индеец. Подтянула носки. И продолжала деловито: -- Ну, вот что. Скажи, почему ты убегаешь из дому, и я протрублю тебе все тайные сигналы, какие мне известны. Ладно?

Лайонел тотчас опустил глаза.

– - Нет, -- сказал он.

– - Почему?

– - Потому.

– - Почему "потому"?

– - Потому что не хочу, -- сказал Лайонел и решительно перевел руль.

Бу-Бу заслонилась правой рукой от солнца, ее слепило.

– - Ты мне говорил, что больше не будешь удирать из дому, -- сказала она.
– - Мы ведь об этом говорили, и ты сказал, что не будешь. Ты мне обещал.

Лайонел что-то сказал в ответ, но слишком тихо.

– - Что?
– - переспросила Бу-Бу.