Два шага до горизонта
Шрифт:
Выхватив бокал с вином из руки Сирха, Мистелий Глат залпом осушил его.
– Наместник распнет меня, – хрипло произнес он, вытерев губы кулаком, в котором у него был зажат бокал. Несколько алых капель вина упали на его роскошную мантию. Мистелий Глат сквозь зубы выругался по-кахимски. – Пятеро шалеев и бан-шалей, командовавший конвоем, убиты. Преступник номер один скрылся бесследно… Нет мне спасения!..
На лице Сирха было изображено глубочайшее сочувствие, однако в душе преподобный ликовал. Все произошло именно так, как предсказал человек в черном! Разбойники напали на обоз и освободили Граиса. Теперь за его голову была объявлена награда – десять тысяч дузов тому, кто доставит, живым или мертвым, преступника, которому уже дважды удалось
– Не волнуйся, благородный Мистелий, – елейным голосом произнес Сирх. – Я как раз собираюсь отправиться в Халлат, чтобы повидаться с сыном. И непременно замолвлю за тебя слово перед наместником. Я готов засвидетельствовать, что тобой были предприняты все возможные меры безопасности, и в том, что разбойники освободили своего сообщника, нет ни малейшей толики твоей вины.
– Благодарю тебя, преподобный, – буркнул кахимец, не очень-то обнадеженный обещанием Сирха.
– Твоя работа на посту судебного вершителя Меллении выше любых похвал, досточтимый Мистелий. Но… – выдержав трагическую паузу, Сирх развел руками. – То, что произошло, должно было рано или поздно случиться. Наместник, да продлит Поднебесный его годы, не вправе предъявлять тебе какие-либо претензии, поскольку часть вины за случившееся лежит и на нем самом.
– Что ты такое говоришь?! – Мистелий Глат в ужасе вскинул руки, словно пытаясь укрыться от Сирха полами своей необъятной мантии.
– То же самое я скажу и самому наместнику, – продолжил Сирх, подумав про себя, неужели Мистелий считает его настолько глупым, что ожидает от него голословных обвинений в адрес наместника. – Разве не сам наместник издал указ, по которому всех приговоренных к смерти должны доставлять в Халлат для того, чтобы он лично мог разобраться с их делами? Разве ты сам, уважаемый, не мог вынести приговор по делу этого самозваного Граиса, причиняющего всем столько беспокойств? – Мистелий молча кивнул. – А разве не указ наместника, разрешающий йеритам свободно, без каких-либо дорожных документов, перемещаться из города в город, развязал руки разбойникам, бесчинствующим на дорогах? Прежде они сидели в горах, боясь шаг ступить на равнину. А ныне способны напасть на имперский обоз, идущий по центральной дороге между Халлатом и Мелленией! Неслыханная дерзость!
– Да, – тяжело вздохнул Мистелий Глат. – При прежнем наместнике было куда спокойнее. Я не хочу сказать ничего плохого о Центии Офре…
– Я прекрасно тебя понимаю, досточтимый Мистелий, – успокоил кахимца Сирх. – Центий Офр – замечательный наместник и преданный слуга императора. Все, что ему требуется, – это дружеский совет опытных сподвижников. Поэтому, я думаю, уважаемый Мистелий, тебе следует в письменном виде изложить свои соображения по поводу того, каким образом нынешнюю нервозную обстановку в Йере можно было бы сделать более спокойной. Я передам твое послание наместнику, сопроводив его собственными соображениями по данному вопросу.
– Ты считаешь, что это было бы уместно? – неуверенно спросил кахимец.
– Более чем уместно! – горячо заверил его Сирх. – Это будет не оправдание и не покаяние в собственных грехах, а рабочий документ, после ознакомления с которым у наместника не останется ни малейшего сомнения в том, что на должности судебного вершителя Меллении находится именно тот человек, который для нее и требуется!
– Ах, Сирх, – широким носовым платком Мистелий Глат вытер взмокший лоб. – Честно признаться, мне совсем не хочется возвращаться в Кахим. Я уже так долго живу в Йере, что привык и к местной пище, и к людям… И даже к этой ужасающей жаре! Мне нравится жизнь в Йере, спокойная и неторопливая, замирающая на время полуденного зноя. Я боюсь, что уже не смогу снова приспособиться к тому, как ведутся дела в Кахиме, где все построено исключительно на личных связях, интригах и подкупах…
– Ну мы тоже не без греха, – смущенный столь неожиданным признанием, улыбнулся Сирх.
– Это совсем другое дело! – махнул рукой кахимец. – В Йере, если ты хочешь поскорее решить какую-то свою проблему, ты платишь сколько и кому считаешь нужным. В Кахиме же для этого существуют специальные люди и твердые расценки. Без поддержки в той или иной форме самое простое дело будет годами пылиться в какой-нибудь канцелярии самой низшей инстанции… Да и не в этом даже дело… – Мистелий Глат подошел к столу, сам налил себе вина и бросил в бокал два кусочка подтаявшего льда. – В Йере я научился ценить такие, казалось бы, совершенно ничего не стоящие радости жизни, как этот кусочек льда, брошенный в вино… – Он сделал глоток вина и вдруг, без всякой связи с предыдущим, сказал: – Я ведь вынес всего два смертных приговора за все время, что нахожусь в должности судебного вершителя Меллении. И оба они были утверждены наместником и приведены в исполнение. Первый – поджигателю, едва не спалившему всю Меллению, второй – Кровавому Изу, убивавшему всех, включая младенцев, в домах, которые он грабил.
– Это были, несомненно, справедливые приговоры, – не понимая, к чему клонит кахимец, кивнул Сирх.
– Как ты думаешь, преподобный, я мог бы вместе с семьей остаться жить в Йере, в случае, если мне придется покинуть государственную должность? – держа в руке недопитый бокал, спросил Сирха кахимец.
– Я не думаю, что из-за случая с Граисом наместник отстранит тебя от должности, – совершенно искренне заверил судебного вершителя Сирх.
– Дело тут не в наместнике, – так и не допив вино, Мистелий Глат поставил бокал на стол. – Я и сам начинаю подумывать о том, не пора ли оставить государственную службу?
– Как? – недоуменно уставился на кахимца Сирх.
– А вот так, – натянуто улыбнулся Мистелий Глат. – Куплю собственный дом, заведу небольшое хозяйство… Я кое-что скопил себе на старость. Меня больше волнует, сумеют ли мои дети найти в Йере свое место в жизни? Будут ли они приняты йеритами как свои?
– Подожди-ка, уважаемый, – чтобы собраться с мыслями Сирх на мгновение прикрыл глаза. – Но ведь твои дети – кахимцы!
– Ты считаешь это непреодолимым барьером?
– Я привык считать, что кахимцы в Йере – это высшее сословие.
– Уважение ничего не стоит, когда оно держится на копьях солдат. Как только армии не станет, тех, кому недавно кланялись, повесят первыми. Я хочу, чтобы мои дети жили в Йере не как пришельцы, которых терпят только потому, что на их стороне власть и сила, а как… – Мистелий щелкнул пальцами, подбирая нужное выражение. – Как настоящие йериты в конце-то концов!
– Ты просто ошарашил меня, уважаемый Мистелий, – Сирх опустился в шезлонг. Рука его непроизвольно потянулась к графину с вином. Вовремя уловив это движение, Сирх быстро отдернул руку и положил ее на колено.
Мистелий Глат сел в кресло напротив Сирха.
– Разве я совершил хоть что-то, чем мог бы заслужить презрение и ненависть тех, кто меня знает, будь то кахимец или йерит? – спросил он. – Не я привел войска империи в Йер. И не моя вина в том, что йериты не смогли отстоять независимость своей страны. Я же хочу только одного – покоя. И для себя лично, и для всего Йера. За разбой я одинаково покараю и йерита, и кахимца… Преподобный, ты слышал хотя бы об одном преступлении, совершенном шалеями на территории Йера? – Сирх молча повел головой из стороны в сторону. – И это не потому, что имперские власти скрывают подобные факты. Солдаты Кахимской империи знают, что такое дисциплина и как можно поплатиться за ее нарушение. Но главное… – Мистелий Глат снова промокнул платком потное лицо. – Главное заключается в том, что сама атмосфера Йера не располагает к применению насилия. Естественно, защищая свою жизнь или выполняя приказ, шалеи, не задумываясь, возьмутся за оружие и станут убивать. Но только потому, что это их работа, за которую император платит им деньги, а не потому, что это им нравится… Насколько мне известно, подобного не происходило ни в одной стране, завоеванной Кахимской империей… Будь добр, преподобный, добавь мне льда в бокал…