Два света
Шрифт:
— Аминь! — произнес Алексей, целуя руку матери…
— Да будет воля Твоя!
Соседи Дробицких всегда хорошо знали, что происходило у них в деревне. Большей частью проводя время в праздности, они исключительно занимались друг другом, и все служило хорошей пищей для их любопытства. Коляска Юлиана Карлинского, подъезжавшая к крыльцу старого дома в Жербах, вызывала всех на улицу. Потом все узнали, что Алексей поехал в Карлин, что прогостит там долго, и не прошло часа после его возвращения, уже по всей деревне летала молва о том, как приняла его мать. Все это раскрашивали, увеличивали и передавали друг другу в чрезвычайном виде. Самые нетерпеливые
— А что, пане сосед, — произнес он с улыбкой, — на старом дворе новости!., а?
— Ну, какие же там новости? — с важностью богача и свысока спросил пан Мамерт. — Уж вы знаете что-нибудь?
— Все до капли. Алексея не было дома пять дней, на шестой он воротился, мать порядком намылила ему голову, они поссорились — и Дробицкий перебирается на дачу Ултайского, которую они берут в аренду.
— О, о, о! — протяжно сказал Буткевич. — Важные перемены! Но правда ли это?
— Палашка стояла у дверей, когда мать делала выговор Алексею и приказала ему идти вон… Она сказала об этом моему Янеку, а Янек — мне. Изволите видеть, этот старый граф Юноша всеми силами старался помирить их, но Дробицкая выгнала его…
— О, о, — повторил Буткевич, — ужасные вещи!
— Истинно ужасные! Я всегда твердил, что у них непременно так кончится, — отвечал Пержховский. — Есть у вас рюмка водки для сварения желудка?
— Заперта! — сказал Буткевич, не желая ни дать водки, ни признаться, что ее не было.
— А отпереть?..
— Ключница забрала все ключи и ушла…
— Я что-то еще хотел сказать… да, вот что… — прибавил пан Теодор, — что бишь хотел я сказать?..
Вошел пан Яцек Ултайский, подал хозяину руку, а с Пержховским раскланялся издали, потому что был с ним в ссоре, так как пан Юзефат Буткевич, женатый на Пержховской, ссорился с паном Ултайским, а брат стоял за брата.
Буткевич и новый гость взглянули друг на друга.
— Что нового? — проговорил сквозь зубы скупой даже на фразы пан Мамерт.
— Что? А говорят, Дробицкие разделяются. Алексей поселится на моей части, мать, старая ведьма, выгоняет его из дому… Посмотрим, как-то она управится одна…
— Подлинно… а зачем он лезет к панам? — спросил пан Мамерт.
— Зачем? Гм! Зачем? Известное дело, захотелось получить хорошего щелчка… — отвечал пан Теодор.
— Понимаю, в чем дело! — воскликнул Ултайский. — Там есть две панны…
— Что? Две? — спросил Буткевич.
— Две? — повторил Пержховский, подставляя ухо.
— Да. Во-первых, панна Анна…
— Сестра пана Юлиана?.. Эк куда хватил!
Все пожали плечами.
— Не для пса колбаса, сударь ты мой! — сказал пан Мамерт.
— И панна Аполлония, — прибавил Ултайский, — дочь эконома, подруга панны Анны… красавица девка… верно, ее сватают ему…
— Непременно так должно быть! — подтвердил, подумав, пан Мамерт.
— Не сходить ли к Дробицким? — спросил Пержховский.
Всем очень хотелось идти туда, но никто не хотел сознаться в этом, кроме Ултайского, который мог выставить предлогом свое дело.
— Я пойду, — сказал он, — мне нужно поговорить с Алексеем.
— Я пошел бы, — отозвался пан Теодор, — да…
— Лучше
— Что ж за беда такая, что втроем… Вы ступайте сами по себе, а я сам по себе… Пан Мамерт всегда повелевает, а между тем даже водки не имеет в доме…
С этими словами пан Теодор надел фуражку и вышел, сильно хлопнув дверью. Буткевич только пожал плечами.
— А что, пойдем? — спросил он.
— Пойдем, — отвечал Ултайский.
Вечер уже наступил. Подходя к дому Дробицких, они встретили на дворе шедших с той же самой целью удовлетворения любопытства пана Пристиана и Юзефата Буткевича. Последний, по случаю ссоры с Ултайским, не желая находиться с ним в одном обществе, показал вид, будто забыл что-то и воротился домой. Пан Яцек понял этот маневр и проводил его презрительным взглядом.
Все соседи, по одному или по два, собрались в гостиную Дробицких, где застали только старую пани. Она мерила полотно из куска, лежавшего на полу. Алексея не было.
— Мое всенижайшее почтение! — произнес пан Мамерт со свойственной богатому человеку важностью.
— Как ваше здоровье? — проговорил Ултайский покровительственным тоном.
— А где Алексей? — спросил пан Пристиан, поправляя волосы и мысленно сравнивая свой великолепный костюм с курткой пана Мамерта и венгеркой Ултайского.
Нисколько не церемонясь с гостями, Дробицкая едва сказала несколько слов на сделанные вопросы, не скрывая, что гости пришли вовсе некстати, но последние, привыкнув к ее капризам, не обращали на это внимание. Каждый воображал, что делает Дробицким большую честь своим посещением. Потому они сели, не ожидая приглашения, между тем как хозяйка продолжала мерить полотно.
У мелкой шляхты исстари существует обыкновение извлекать для себя пользу из каждого малейшего обстоятельства. Подобное обыкновение ведется и в других слоях общества, но там оно, по крайней мере, принимает какую-нибудь благовидную форму, например, хоть вид случайности, здесь же прямо и без церемонии каждый хватает, кто что может и откуда может.
Когда в Жербах стали догадываться, что Алексей в хороших отношениях с Юлианом Карлинским, каждый из соседей спросил самого себя: какую бы извлечь мне из этого пользу? У всех были какие-нибудь планы, и каждый спешил со своим, дабы предупредить других.
Ни один не признавался в этом, но, идя на старый двор, каждый имел в запасе свои просьбы или планы. Пан Пристиан Прус-Пержховский недаром наряжался. Считая себя человеком, предназначенным играть роль в высшем обществе, он летел просить Алексея представить его в Карлине. Ему грезилось… кто знает? Панна Анна или какая-нибудь другая богатая помещица, и он улыбался, глядя в зеркальце на щетке, всегда находившейся в его кармане. Пан Мамерт Буткевич составил проект: за бесценок купить лес в Карлинских дачах или, пожалуй, приобрести его и совсем даром… Пан Теодор надеялся достать из замковых подвалов отличной старой водки, о которой так много было наговорено ему. Наконец пан Яцек… о, пан Яцек надеялся больше всех воспользоваться новым положением Алексея… Узнав, что Дробицкий должен разделиться с матерью и жить на его части, Яцек вообразил себе, что эта земля будет крайне нужна Алексею, а так как срок контракта теперь оканчивался, то он задумал заломить по новому условию страшную цену. Все с беспокойством глядели на двери, ожидая выхода Алексея, но он не являлся, а Дробицкая, не говоря ни слова, продолжала мерить полотно.