Два света
Шрифт:
— Боже мой, как обманчива наружность! — говорила она мысленно. — Я считала его самым обыкновенным человеком… О, Юлиан всегда говорит верно… и столько времени мы не знали о нем!.. — Но через минуту она прибавила: — Как жаль, что он человек не нашего света!
В то время, как Дробицкий по разным причинам продолжал свое пребывание в Карлине, в Жербах готовилась сильная буря. Мать, искренно любившая и даже уважавшая своего сына, по какому-то предчувствию полагалась на него до тех пор, пока могла держать его под своею властью.
— Что он там делает? —
В минуту такого раздумья матери вошел старик Юноша и еще на пороге прервал хозяйку своим обычным приветствием:
— Благословен Христос Бог!
— Ах, это вы, пане граф! — в испуге воскликнула Дробицкая, вскочив с места.
— Я, покорнейший ваш слуга, но вы могли бы ответить мне: вовеки веков, аминь! [2] Это обратит милость Божию на ваш дом.
— Во веки веков! — с покорностью повторила Дробицкая.
Проницательный старик сразу заметил по лицу хозяйки, что она была расстроена.
Note2
Старинное приветствие, до сих пор еще обыкновенное у простого народа в Польше, при входе в дом и при встречах на дороге.
— А где Алексей? — спросил он.
Мать прослезилась… Граф в первый раз не застал Алексея дома, но он не мог быть и в поле, потому что день был праздничный…
— Ах, лучше не спрашивайте, пане граф! — отвечала Дробицкая.
— Да что такое? Что с ним сталось? — спросил опять граф, садясь на место и высекая огонь. — Что это значит? Я не понимаю…
— Попущение Божие, наказание! — воскликнула хозяйка, не имея ни возможности, ни охоты притворяться. — Он встретился с этим Юлианом Карлинским, теперь затащили его в Карлин, вот третий день сидит у них, я уверена, что там совсем испортят его…
— Да, вы приготовьтесь к этому, — произнес граф, пуская клуб дыма. — Я хорошо знаю людей, этот приманчивый свет портит и одуряет… Нынешним молокососам грезится, что там они найдут других людей, созданных из чистейшей глины… Впрочем, смолоду человек всегда мечтает, сравнивает окружающих людей с теми, каких создал в своем воображении, и так как они оказываются малорослы, худощавы и не подходят под его мерку, то он взбирается выше в надежде найти там великанов либо ангелов.
— Но, пане граф, — отвечала Дробицкая с наивностью, — ведь на Алексее основано все наше благополучие: пока он здесь, мы еще кое-как держимся… У нас ничтожное состояние, если б не его голова, мы давно
— Позвольте сказать вам, что нельзя и думать на веки закабалить его в Жербах…
— А разве в другом месте ему будет лучше?
— Лучше не лучше, а все-таки нечто другое, иногда и этого хочется человеку. Притом он здесь умнее всех, взбирается мыслями очень высоко… Если дали ему крылья, так позвольте летать…
— Но что же я, несчастная, буду без него делать? — воскликнула Дробицкая, ломая руки.
— Ведь у вас еще есть три сына?
— Да, есть, мальчишки хорошие, — перебила мать с чувством, — но ни один из них не вышел в Алексея и не сумеет сделать то, что делает он…
Дробицкая расплакалась и отирала слезы передником. Граф глядел на нее и курил трубку, наконец и его лицо так же сморщилось, и он глубоко задумался.
— Тут слезы ничего не помогут, — проговорил он тихим голосом. — Но в чем, однако, дело? Давно он там? Разве он уж все бросил, оставил и забыл вас?
— О, нет! — живо перебила мать. — До этого еще не дошло, но я чувствую, что непременно так будет… Никогда не случалось, чтобы он сразу три дня провел в гостях… теперь же как поехал, забыл Жербы и только прислал известие, что его задержали… Когда воротится, я не удержусь от выговора, а это еще больше оттолкнет его от дома…
Хозяйка махнула рукой и прибавила тихим голосом:
— Да будет воля Божия! Оставлю у себя Яна… он довольно умен. На что еще учиться в школах? Пожалуй, и ему вскружат голову… пусть-ка лучше сидит дома… Но все-таки он не Алексей.
— Этак, право, будет гораздо лучше, — подтвердил граф. — Алексею дайте маленькую свободу, пусть попрыгает на воле, поверьте, потом он воротится под родной кров. Ян уже тоже подрастает, постепенно привыкнет к работе и, верно, никогда не покинет вас…
— Все же это не Алексей! — шепотом повторяла Дробицкая.
— Для домашнего хозяйства он может быть гораздо лучше Алексея, — рассмеялся старик. — Уж поверьте мне, опытному старику, что из таких людей, как старший сын ваш, никогда не выйдет хозяина… он всегда будет вздыхать, а у Яна по глазам видно, что деревенская жизнь ему по вкусу.
— Да, у него есть охота! — произнесла Дробицкая. — Мальчик неглупый, ловкий, проворный, но все-таки не Алексей!
Хозяйка опять вздохнула…
Но в самый момент этих рассуждений и жалоб вдруг приехал Алексей. Увидя возок и Парфена, мать вся вспыхнула, хотела бежать на встречу, но остановилась на пороге и взглянула на графа.
— Кажется, я буду мешать вам, — сказал граф, — я хорошо понимаю ваше положение… Но, с другой стороны, может быть, и лучше будет, если буря разразится при постороннем…
При этих словах вошел в комнату покрытый румянцем и с выражением замешательства Алексей, поцеловал руку матери и, притворяясь веселым, обратился к графу. Мать остановила на нем взор, полный упреков.
— Отчего ты так долго гостил там? — спросил граф.
— Не хотели пустить меня, — пробормотал Алексей.
— И, вероятно, употребили насилие, — подтвердил граф, — но это, надеюсь, было une douce violence… И вам понравилось в Карлине?