Двадцать четыре секунды до последнего выстрела

Коновалова Екатерина Сергеевна

Третий разрез всё меняет. 

Джим взглядом указывает на левое предплечье, но Александр и сам уже не чувствует страха… 

— Чуть ниже, сладкий, — голос Джима ворвался в сознание, но не уничтожил фантазию, а наоборот, словно бы сделал её реальностью. 

Александр осознал, что стоит в собственной спальне возле обнажённого Джима, а в руке сжимает перочинный ножик с множеством лезвий, из которых только одно извлечено и уже покрыто кровью. 

Нет, не бред, подумал Александр отстраннённо. Бред — это расплывчатые контуры, сюрреалистические ощущения, потеря контроля над телом. Джим, нож, эта кровь и ощущения были

реальными.

— Ну же, сладкий, — улыбнулся Джим, разводя руки, — не останавливайся. 

На самом деле встретив твёрдый взгляд Джима, Александр плотно сжал губы, протянул руку и быстро, грубовато чиркнул ножом по внешней стороне тощего плеча. Джим даже не дёрнулся, хотя рана вышла кривая и наверняка болезненная. 

— Мягче… Мы не хотим торопиться, сладкий. 

Нет, конечно. 

Прелесть в том, чтобы никуда не спешить. Это разговор. Обычный их разговор по телефону, только без телефона и, в сущности, без слов. Александр опустился на колени и ласково провёл остриём от колена вниз по напряжённой мышце, но остановился, не дойдя до стопы. Джим чуть прищурился, но без презрения или снисхождения — он отдавался ощущениям. Под ресницами мелькнуло белое — он закатил глаза. Второй порез на той же ноге прошёл сзади, от впадины под коленом до ахиллова сухожилия. Бледная кожа на бёдрах цепляла взгляд, притягивала, как лист бумаги в тот момент, когда на кончиках пальцев зудит мысль.

— Ты хочешь, сладкий. 

— Мне страшно… — пробормотал Александр, но солгал, и они оба отлично это понимали. Страх остался очень далеко позади. 

Он сглотнул, не ощущая языка во рту. Он не мог делать этого на самом деле. 

— Не смотри на лезвие. На меня. 

Даже если бы захотел, он не сумел бы вырваться из хватки взгляда Джима, так же, как не сумел бы остановить руку с ножом. 

На заднем плане играло что-то… знакомое, лёгкое. Он ухватился за фразу: 

«Эй, взгляни на меня,

Я единственный,

Кто нашёл связь!».

И по позвоночнику прошёл холодок от этих слов. Выпрямившись, он зашёл Джиму за спину и, едва веря, что действительно делает это, провёл тупой стороной ножа за его ухом и ниже по шее. Джим снова рассмеялся, на этот раз довольно, чуть хрипловато. 

— Ты быстро учишься, сладкий. 

Александр не хотел чертить клетку на его спине. Это было бы слишком примитивно, поэтому он обвёл сначала одну лопатку, затем вторую. Получились крылья. И тут же память по ассоциации подкинула красочное описание «Кровавого орла». В груди резонировал глубокий грудной голос молоденькой Шер. Звуки тормозились в ушах, цеплялись, растягиваясь до невозможности, и так же замедлялись движения руки с ножом. Смех Джима сплетался с замедленной песней, но стоило ножу чикрнуть по кости, как поверх наложился быстрый ремикс. 

«Со звуком

Всё в порядке».

Не совсем. Ритм вообще был не тот, он сбивался и крошился, сыпался. И в то же время никогда эта песня не звучала настолько в тему, никогда не была Александру так близка. 

Он снова посмотрел Джима в глаза, но не увидел их — только мутную пелену перед собой. Рука стала тяжёлой. 

— Сделай это, сладкий, — попросил Джим. 

Александр сделал. Песня оборвалась. 

***

Потолок был… высоким. И ещё длинным. Очень длинный белый потолок. Почему именно длинный? Александр не

мог сказать точно, но чувствовал, что в этом есть какой-то смысл. Длинный белый потолок. 

Не длинный, а почти квадратный, на самом деле. 

Александр смотрел на него немигающим взглядом, пытаясь поймать за хвост ускользающую мысль, очень важную и меткую. Казалось, если он сумеет уловить её, воскресить в памяти, то разом всё встанет на места. 

Но голова отказывалась работать, невзирая на все его усилия. Мир вокруг покачивался, и только потолок оставался стабильным. С чего он вообще взял, что потолок длинный? И что это была за важная мысль? 

Он зажмурился, подстёгивая память. Эта мысль пришла к нему сейчас… Недавно. Вчера вечером. Он читал ответ корейцев по поводу проката «Стены», потом… К горлу подступила тошнота, голова загудела, а воспоминания о вечере оборвались. Господи, складывалось ощущение, что вчера он пил по-чёрному. 

А ещё звонил Джим. 

Нет, не звонил. Он не стал бы звонить после того раза. Александр был убеждён: пока «Стена» не выйдет в прокат, Джим не станет выходить с ним на связь. И всё же его не оставляло чувство, будто вчера они говорили. 

Тело казалось ватным. Снова открыв глаза, Александр скосил взгляд на окно и увидел, что из-за штор пробивается солнце. Пошевелил пальцами и правой рукой сжал телефон, который лежал у него на раскрытой ладони. 

Всё-таки звонил. 

В груди разлилось разочарование, к которому добавила злость на самого себя: как он мог забыть о разговоре? Как вообще?..

Он снова закрыл глаза, пережидая приступ тошноты, сглотнул вязкую горькую слюну и понял: он не помнил, что пил вчера. Более того, немыслимо было вообразить, что он налёг на алкоголь (а судя по состоянию, это был далеко не бокал вина), пока фильм находится на постпродакшене. 

Повернувшись на бок, Александр подтянул ноги к груди и застонал вслух. Втянул носом воздух, но запаха перегара не ощутил. Снова открыв глаза, он хотел было проверить список вызовов в телефоне, но не успел. Обе его руки, так же, как и манжеты кофты, в которой он ходил вчера весь день, были испачканы в чём-то буром, засохшем коркой. 

Он отложил телефон, с трудом, борясь с сопротивлением бунтующего вестибулярного аппарата, сел на кровати, проморгался. На самой кофте тоже виднелись брызги. Он поднял взгляд, осмотрел комнату и понял, что вдохнуть-то вдохнул, а вот выдохнуть уже не может. Воздух застрял в груди. 

На полу спальни лежал обнажённый парень с рыжими волосами. Всё его тело покрывало множество кривых порезов. И ему перерезали горло. 

Воздух вышел с кашлем, который превратился в рвоту. Александр нагнулся, пока его выворачивало, а в голове долбилось: «Мёртвый. Мёртвый. Мёртвый». 

Мёртвый порезанный парень в его спальне. 

А у него на руках — кровь.

Александр: двадцать пятая часть

— Я убил его, — тихо проговорил Александр, глядя в глаза седому полному инспектору. Разговор записывался на диктофон, но Александра это не пугало. 

Они сидели в одной из тех комнат для допроса, которые так хорошо смотрятся в любом детективном фильме. Даже стекло вместо одной стены было — разумеется, тонированное. Возможно, с другой его стороны стоит великий сыщик и морщит лоб над загадкой…