Двадцать лет одного лета. Дело № 48
Шрифт:
Итак, началась практика. Всё, чему Карецкого учили в институте, Михалычем было велено забыть и обучаться пришлось с из нова. Поскольку работа следователем ему всегда была интересна, обучение его шло с лёгкостью: за два месяца практики он с лёгкостью выполнил план по направленным в суд уголовным делам и официально получил приглашение после выпускных экзаменов прийти работать в этот отдел. Он с радостью принял данное приглашение и до выхода на работу, дабы не тратить на дорогу слишком много времени, снял со своей тогда ещё девушкой Ингой их первую квартиру.
В коллектив вливаться не пришлось, так как со времен практики его уже знали и встретили как старого и в меру опытного сотрудника. Михалыч как-то незаметно взял его под свою опеку, стал для него наставником буквально во всём. Помимо рабочих вопросов, ему пришлось в прямом смысле вливаться и в не рабочие моменты жизни следователя,
Тренировки проходили в одном из двух баров, существовавших в то время на весь спальный район, с романтическим названием «Рандеву». Это было место встречи двух противоборствующих в повседневной жизни сторон – ментов и бандитов. Иногда туда захаживали заблудшие прохожие, не имеющие отношения ни к одной, ни к другой стороне, но очень быстро, изучив контингент данного заведения, спешили ретироваться. «Рандеву» было единственным местом, где вышеуказанные два сословия вполне себе мирно сосуществовали. Незатейливая и вкусная еда, недорогие напитки, бильярд, игровые аппараты, широко распространённые в 2000-х., живая музыка с уже не молодой исполнительницей модного в те года шансона с хриплым и прокуренным голосом. Всё это создавало в этом заведение ощущение некоего уюта и тепла, за которым многие сюда приходили, чтобы выпить, отдохнуть или просто пообщаться.
Карецкий довольно быстро обустроился на новом месте, на котором ему предстояло провести следующие семь лет, хотя, естественно, тогда он этого не знал. Потекли его трудовые будни, но далеко не серые. Буквально каждый божий день готовил ему что-то новое и интересное, поэтому он не сразу понял, о чём идёт речь, когда в отделе кадров его спросили, собирается ли он в отпуск. Стоит ли говорить о том, что ходить в отпуск или хотя бы на выходные, у него не было никакой нужды и желания. Он буквально жил на работе, он жил работой. И, как часто бывает, по иронии судьбы, именно его новая работа стала причиной расставания с любимым человеком, но обо всём по порядку.
Когда стало известно о том, где именно ему придётся трудиться, его первая любовь, с которой у него на тот момент были уже довольно крепкие и весьма серьёзные отношения и которую звали Инга, предложила снять для них квартиру в том же районе. Она была из очень обеспеченной семьи. Для неё территориальное расположение их квартиры было не принципиально, так как в её семье был личный водитель, услугами которого она пользовалась в любое время и в любом объеме. И когда её родители предложили оплатить им аренду квартиру на два года вперед, их щедрое предложение было встречено радостно и с благодарностью. Его же месячного заработка едва бы хватило на оплату и половины месяца проживания, поэтому здесь он был целиком и полностью во власти Инги. Он это всегда понимал, и ему это сильно не нравилось, но она убеждала его, что деньги для неё не имеют абсолютно никакого значения и что для неё важен только он и их совместное будущее.
Они поселились в многоподъездной девятиэтажке, на широком проспекте, условно делившего весь район на северную и южную его стороны, всего в пяти минутах ходьбы от его новой работы. Их квартира, окна которой выходили во двор на южную сторону, располагалась на самом верхнем этаже. В летние месяцы солнце светило в их окна с утра и до самого вечера, из-за чего находится в ней в жаркие дни было практически невозможно. В один из теплых осенних вечеров, сидя с Ингой во внутреннем дворе на лавочке в тени деревьев рядом с детской площадкой, он, рассматривая фасад дома, совершенно случайно обратил внимание, что между крышей и окнами их квартиры, на белой штукатурке фасада из плитки желтого цвета выложено изображение солнца. В этом не было ничего необычного, небольшое украшение дома, которые можно встретить практически на любом здании, однако в глаза ему бросилось то, что изображение солнца было расположено не по центру дома, а с небольшим смещением в сторону и оказалось чётко над окнами их квартиры.
– Смотри, – он указал Инге на изображение. – Наша квартира находится прямо под ним. Наше место под солнцем.
Инга скептически отнеслась к его словам, отметив лишь, что он излишне романтичен для своей профессии. Он и сам порою это замечал, но ничего не хотел менять и уж тем более не хотел меняться сам. Их жизнь текла своим чередом: он проводил все дни, включая выходные, на работе. Инга заканчивала обучение в престижном столичном ВУЗе и, менее, чем через год ожидала получения диплома. После института она планировала
Он ни в коем случае её не винил, это был в первую очередь его выбор, однако переживания были долгими и оставили неизгладимый след в его душе. Спустя много лет он с теплотой вспоминал ту прежнюю жизнь, но, если бы у него была возможность вернуться в те времена и всё исправить, он знал, что поступил бы точно также. Работа следователем стала для него смыслом жизни, подчёркивающая его значимость и наделяя некоторыми, гораздо большими правами, чем обычных гражданских лиц. К сожалению, расставание и последующие переживания стали неблагоприятно отражаться на результатах его деятельности и поэтому заглушить горесть утраты вызвался Михалыч, который, как известно, никогда не бросал своих один на один с бедой. Он регулярно стал осуществлять положенные, по тем временам, обследования жилищных условий личного состава, с обязательной отметкой об этом в специальном журнале, который исправно вёлся им же. Если бы кому-нибудь данный журнал сейчас попался бы в руки, то за двухтысячный год он бы смог увидеть записи о трех, а то и четырех посещениях в неделю квартиры следователя Карецкого для проверки жилищных условий.
Расставание с Ингой послужило для Карецкого неким спусковым механизмом. Жизнь молодого следователя довольно длительное время упрямо катилась вниз по наклонной. Алкоголь лился рекой, зачастую прямо на рабочем месте, в рабочее время и с молчаливого согласия самого Михалыча. Карецкому это было дозволено, потому что таким образом Михалыч вырабатывал у молодого следователя редкую способность уметь трезво мыслить и эффективно работать в любом состоянии и в любое время дня или ночи. Выпивая довольно приличную дозу, Карецкий мог спокойно провести всю ночь на рабочем месте и самое главное – без ошибок составить обвинительное заключение. А на утро, с абсолютно свежей и не затуманенной алкогольными парами головой заступить на суточное дежурство, ни капли, при этом, не нуждаясь в полноценном сне и отдыхе. Работа для него и была тем самым отдыхом, потому что только занимаясь своим любимым делом он в скором времени перестал страдать по своей первой любви и серьёзно задумался о карьерном росте.
Прошло почти два года с того момента, как он впервые переступил порог этого отдела. Из зеленого курсанта он довольно быстро превратился в настоящего следователя, которого Михалыч стал называть не иначе, как бизон. Почему бизон? Это было Карецкому не известно, но кое-какие предположения на этот счёт у него всё же имелись. Как-то, в один из обычных будних дней, присутствуя в кабинете Михалыча при допросе им подозреваемого, Карецкий успешно разыгрывал из себя роль молодого и дорогостоящего адвоката перед «проблемным» будущим арестантом. Подобной самодеятельностью им приходилось заниматься не раз. Карецкому это было не по нраву, к тому же актёрскими способностями он не обладал от слова совсем, однако это делалось лишь для облегчения своей работы и убеждения подозреваемого добровольно отказаться от услуг защитника, обеспечить явку которого именно в текущий момент зачастую не представлялось возможным. В течение допроса Карецкий расхаживал с умным видом и надутыми щеками по кабинету и, в какой-то момент обратил внимание на приоткрытую дверцу шкафа, где у Михалыча был временно организован так называемый «бар». Карецкий краем глаза стал разглядывать этикетку горячо любимого Михалычем напитка – «Зубровка», на которую прежде он не обращал никакого внимания. Прямо по центру этикетки, между деревьями, красовался огромный зубр. И тут Карецкого осенило: возможно Михалыч просто спутал двух животных. В любом случае, это прозвище Карецкому нравилось, и перечить Михалычу не было никакой нужды. Таким образом он, с лёгкой подачи своего непосредственного руководителя, превратился из обычного начинающего следователя в опытного бизона следствия, о чём Михалыч не забывал повторять в те редкие моменты, когда необходимо было поддержать и дополнительно замотивировать молодого следователя.