Двадцать лет спустя (с половиной)
Шрифт:
– Этого повесить, этого в участок, - начал распоряжаться Коменж, указывая на двух прохожих, выходящих из магазина по продаже женского белья в кредит.
– Правильно!
– заявил кардинал, появляясь, как чертик из коробочки.
– А деньги в казну!
– быстро сориентировался он.
– Кардинал!
– в ужасе воскликнул де Коменж, роняя мешочек с пистолями в урну.
– Никаких денег, к сожалению, не обнаружено, - отрапортовал он кардиналу, плюнув для маскировки в урну.
Замарини насмешливо кивнул и, не слезая с лошади, сачком для ловли бабочек вытащил мешочек с
Из дома напротив высунулся какой-то человек и заплетающимся языком пропел:
Я сегодня не такой, как вчера, Налоги надо снизить! Слышь кардинал, ропот повсюду раздается - Замарини, так его растак, долой!– Разрешите, я его пристрелю, монсеньер, - попросил де Коменж, искавший на ком бы сорвать зло. Не дожидаясь, пока кардинал кивнет, гвардеец выстрелил из пистолета. Фонарь, стоявший метрах в пяти от заветного окна разлетелся и потух.
– Остановитесь!
– повелительно приказал Замарини, сыпанув перца в глаза коня де Коменжа. Конь взвился на дыбы, и незадачливый стрелок рухнул лицом в лужу.
– Надеюсь, Вы не расквасили себе морду?
– заботливо поинтересовался кардинал у Коменжа.
– Я знаю французов, если они поют - значит, веселятся, если веселятся - значит, будут платить, - объяснил кардинал, сплевывая жвачку на шляпу Коменжа, откатившуюся в сторону. С гиканьем кардинал и гасконец ускакали, проехав по тому месту, где лежала злополучная шляпа.
– Я и забыл, - поднимаясь, сказал де Коменж, к лицу которого прилип чей-то окурок, - Платить да платить, больше ему ничего не надо, - со вздохом пиная урну. Если бы урна могла говорить, то она бы сказала, что сделана из чугуна, и пинать ее дело ненужное, но господь не дал ей дара речи и бедный гвардеец принялся прыгать на одной ноге, изрыгая патриотические нецензурные лозунги, вперемешку с упоминанием имени матери кардинала.
Замарини же в сопровождении Д’Арнатьяна посетил одни из нелегальных домов терпимости и изъял всю незаконную выручку, после чего. окончательно придя в хорошее настроение, вернулся во дворец. Ему глубоко запала отвага гасконца.
– В конце концов, без помощников трудно, а жулик он кажется большой, - подумал кардинал, обнаружив пропажу кольца, бриллианта в уздечке, метра полтора занавески и разных безделиц со стен и стола на сумму в полпистоля.
Окончательно приняв решение, Его Преосвященство пошел в тайную комнату, где у него хранился банк данных на подданных Его Величества, созданный еще самим Ширелье. Набрав на клавиатуре имя Д’Арнатьяна, он нажал Еnter и увидел на экране голую девицу. Затем заиграла музыка и появилась надпись “Заплати полтинник, урод”. Страшным ударом кардинал попытался пройти внезапную преграду, однако это не помогло, надпись на экране сменилась другой. “Ты че, тупой? Гони полтинник!” - появилось на экране.
– Бернуин!
– заорал кардинал.
– Ну-ка, разберись с ним, - он показал на компьютер.
Бесшумно возник подслушивавший, как всегда, Бернуин и, набрав слово “полтинник”, нажал Enter.
– Я сам знал, -
– Пошел вон!
Однако данных на Д’Арнатьяна было немного. “Спросить Рофшора” - гласил архив Ширелье.
Глава 6.
Замарини походил по комнате и, решившись, выбежал в туалет. Вскоре он вновь вернулся в комнату и, под звуки хрипевшего от недостатка воды унитазного бачка, написал что-то на клочке туалетной бумаги, после чего вышел в приемную. Там, на кожаном диване, спал его новый телохранитель, улыбаясь во сне. Под голову он положил надувную резиновую подушку, которую всегда носил с собой в походы.
Кардинал вышел на секунду и тут же вернулся с ведром воды. Проколов резиновую подушку булавкой, Замарини выплеснул ведро на ничего не подозревавшего гасконца и заорал прямо в ухо:
– ВСТАТЬ! СМИРНО! ТРИДЦАТЬ ОТЖИМАНИЙ ОТ ПОЛА! Раз-два, раз-два, - с усмешкой командовал кардинал, наблюдая за Д’Арнатьяном. Затем он вручил Д’Арнатьяну клочок туалетной бумаги и, направив того на дверь лицом, дал сильного пинка. Д’Арнатьян пролетел в дверной проем, словно человек, спешащий в туалет, пружина вернула дверь в исходное положение.
– Какой хороший день!
– воскликнул Его Преосвященство, отправляясь в спальню, чтобы отдохнуть.
В записке, которую получил Д’Арнатьян, было написано:
“Коменданту Бастилии. Конь же один эф три. Передай привет жене, она поймет.
P.S. Передай этому прощелыге узника № 372. НЕ ПЕРЕПУТАЙ!!!
“Мое ВысокоПреосвященство Замарини”
– На коня!
– заорал Д’Арнатьян, воспользовавшись мегафоном, который он позаимствовал у кардинала. Оглушенные мушкетеры выполнили приказ. Прихватив по пути карету-такси, предварительно выбросив кучера с козел, мушкетеры помчались за своим командиром, невзирая на толпы старушек, переходящих улицы.
Комендант Бастилии, получив от Д’Арнатьяна расписку в получении узника в количестве одна штука, воровато огляделся по сторонам и отправился на женскую половину тюрьмы.
– Хе, это же Рофшор, - приглушенно воскликнул Д’Арнатьян, рассыпая кнопки по сиденью кареты.
– Узника сюда! Рофшор, сколько лет, сколько зим!
– сказал гасконец, зажимая нос рукой, - Ты совсем не изменился.
– А ты все еще лейтенант, - уколол Рофшор.
– Да я чуть было не стал капитаном, - начал оправдываться Д’Арнатьян, - Всего три пистоля не хватило. А тебя за что замели, вонючка гребаная?
– Да я сам не знаю, - Рофшор за двадцать лет привык не обижаться, - Ведь не могу же я, в самом деле, сидеть за то, в чем меня обвиняют.
– А в чем тебя обвиняют?
– спросил Д’Арнатьян, в глубине души, не веря ни одному слову Рофшора.
– В скотоложестве со смертельным исходом, мой дорогой друг, - криво улыбнулся Рофшор, - Но Вы сами понимаете, за это у нас не сажают.
– Вам повезло больше чем мне, - грустно сказал Д’Арнатьян, вдоволь насмеявшись над Рофшором.
– О Вас помнят, за вами посылает кардинал, а я двадцать лет, как лейтенант и перспектив нет никаких. Взяток не беру (никто не дает).