Двадцать один год
Шрифт:
– Эванс. Удовлетворительно.
– Но почему, сэр? – Лили пробрала дрожь от нежданной несправедливости. – Я проверяла ответы, у меня неправильный – только на один вопрос.
– Да, - кисло покривил губы Оули, глядя на ученицу с отвращением. – На самый важный.
– Сэр, простите, - подняла руку Алиса. – Я также ответила неверно на третий вопрос, но мне вы поставили «Выше ожидаемого».
– Это легко исправить, - Оули развернул работу Алисы и зачеркнул прежнюю оценку. – А вообще не советую вам, Брокльхерст, и вам, Эванс, с вашими куцыми умишками обсуждать действия преподавателя.
Блэк
– По какому праву вы нас оскорбляете?
– По такому, что я учитель и сам решаю, как мне обращаться с учениками, - преподаватель гордо поправил очки. – Тем более – с безмозглыми курицами, место которых – на кухне.
– Ну решай, пока морда цела, - процедил Поттер сквозь зубы.
– Вон из класса, - тихо бросил учитель в ответ. Джеймс вышел, демонстративно поклонившись Лили и послав ей поцелуй, за ним потянулись Блэк, Люпин и Петтигрю.
После уроков скопом отправились к Макгонагалл. Увы, она только развела руками.
– Формально профессор Оули не позволяет себе ничего недопустимого. Я, конечно, понимаю, мисс Эванс, что для вас его поведение оскорбительно и несправедливо. Но, надеюсь, вы сможете потерпеть до конца года.
До гостиной добрались молча, но едва Портрет загородил вход, Поттер в ярости пнул обивку дивана. Блэк одним жестом заставил его успокоиться.
– Сядь, Джеймс. Остынь. Макгонагалл верно нам напомнила, до конца года не один учитель ЗоТИ еще держался. Вопрос только, раньше уйдет Очкастый Полудурок или позднее.
– Предлагаешь сделать так, чтобы он ушел пораньше? – перехватила взгляд Блэка Марлин.
– Не исключено. Хотя… - Сириус потянулся. – Пока оставляем все на усмотрение наших милых дам. Как только, леди, вам надоедят паршивые манеры этого выскочки, известите, и мы с радостью поставим ему на место. В прежние времена мы порадовали бы вас зрелищем его порки, теперь, увы, придется обойтись внешними эффектами.
Джеймс недобро усмехнулся.
– Думаю, это будет просто. Наш Оули, по большому счету – тот же Нюнчик, только лет десять спустя. Неудачник, ничтожество и трус. Срывается на тех, кто ему не может ответить, а только поставят на место – заткнется и еще пятки лизать будет. В общем, Эванс… Одно твое слово, понимаешь? Одно слово, и я его в порошок сотру.
– Кого? – весело уточнила Марлин. – Оули или Нюнчика?
– Можно и обоих.
Лили еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться от удовольствия. Было необыкновенно приятно, что за нее оскорбляются, волнуются, заступаются, что её не бросают в беде. За неравнодушие Джеймсу можно и очередной выпад в адрес Северуса простить, тем более, что друг её в ситуации с Оули показал необыкновенную черствость.
Лили все-таки пожаловалась Северусу, что преподаватель ЗоТИ обходится с ней грубо и несправедливо, но тот в ответ лишь напомнил, что точно так же она отзывалась и о покойном Фенвике – а все потому, что даже не пыталась соответствовать его требованиям.
– Каким требованиям, Сев? Ему просто нравится занижать мне оценки!
– Ты просто опять ленишься. Или чего-то не понимаешь. Скажи мне, что для тебя сложно, я тебе объясню.
Да до объяснений ему, как же! То днями не отрывается от старого учебника по зельеварению за шестой курс: надеется то ли рецепты переделать, то ли придумать что-то новое. То околачивается в той же противной компании: Регулус Блэк, Летиция Гэмп и все чаще присоединяющиеся к ним Мальсибер и Эйвери. И хотя говорили они вполголоса, не в пример гриффиндорцам – эти всегда горланили – но обрывки разговоров все же долетали до Лили, да и по тому, что о чем потом толковал Северус, Лили могла сделать вывод о характере их болтовни.
Холеный и манерный Мальсибер, оказывается, любит порассуждать об истории и политике – правда, в ключе, характерном для слизеринцев: критиковал засилье магглорожденных и запреты на темную магию и не без доли удовольствия вспоминал те времена, когда все, связанное с магглами, вытеснялось из мира волшебников, как недостойное. Кроме того, Мортимер, кажется, вполне интересовался девочками, и интересовался в неприглядном ключе: по-видимому, иногда лишь присутствие Летиции удерживало его от двусмысленных шуток, а когда её не было рядом, он не стеснялся.
Альфреда Эйвери прошлое интересовало мало, а в настоящем он придавал значение лишь тому, что для него выгодно. Он прекрасно изучил привычки и вкусы всех преподавателей и часто поучал, как и кому угодить (разве что Макгонагалл он угождать не пробовал, так как знал о её непреодолимой антипатии к их факультету, да учителя вроде Спраут были ему бесполезны). Более того, он уже знал – со слухов или из рассказов в семье – нравы Министерства, Визенгамота и научных сообществ. Надо полагать, последнее-то и было Северусу особенно интересно: ведь он мечтал продвинуться, следовательно, ему придется угождать власть имущим.
Что до Регулуса и Летиции, они давно были понятны Лили, и она не сомневалась, что не изменит мнение о них никогда.
В середине декабря магическое сообщество потрясло известие об убийстве Эдварда Сполдинга - главы Отдела по борьбе с неправомерным использованием магии. На сей раз относительно виновных никто не сомневался: над местом преступления в воздухе висела гигантская Темная метка – отвратительный знак, выползающая из черепа змея. Чиновник погиб в собственном доме в окрестностях Лондона, причем при попытке проникнуть на место преступления погибло два аврора: все в доме – даже пол и стены – оказалось буквально пропитано действием проклятия, убивающего в течение десяти минут.
– Пожиратели хотят поставить на место главы этого отдела своего человека, - заявил за завтраком, когда все обсуждали новую трагедию, Эшли Браун. – Сполдинг – магглорожденный, он противостоял чистокровной клике и боролся с темной магией.
– Если бы им было нужно поставить своего человека, они, как всякие змеи, действовали бы тихо, - возражала Эммелина. (Она скоро оправилась от своего поражения в импровизированном суде над Алисой, хотя с последней с тех пор демонстративно не разговаривала). – Нет, Пожиратели хотели именно запугать, продемонстрировать, как они сильны.