Двадцать один год

Кинешемцева Мелания

Лили не обижалась на родителей: она сама была в ужасе от черствости Северуса по отношению к матери. Несчастье с миссис Снейп случилось в начале декабря. Она, конечно, успела бы известить сына – но он и не подумал приехать, чтобы поддержать мать. Ему интереснее в компании карьериста Эйвери и изнеженного Мальсибера. Или хоть в компании истрепанного учебника, который мать же ему и отдала – о да, изобретение заклинаний и усовершенствование зелий важнее, чем чахотка, которую она не хочет лечить.

Невольно ей вспомнилась сдержанная нежность, с которой торопился на платформе к матери, кутавшейся в серебристую

горжетку, Джеймс. Как все подростки, он уже стеснялся ластиться, но был безмерно доволен, когда миссис Поттер чмокнула его в макушку, и совсем по-детски раздосадовано скривился, не увидев рядом с ней отца. Мать что-то шепотом объясняла ему, а он глядел телячьими, лучащимися от счастья глазами. И это тот самый хулиган, что заставил обрасти грибами нелюбимого учителя, регулярно задирал слизеринцев и противного Бертрама Обри, тот, от которого завхоз Филч выл не хуже оборотня! Вот уж точно. Не стоит судить о человеке по репутации, которую он сам так старательно создает.

Хотя, наверное, Северуса тоже можно понять. По крайней мере, в Хогвартсе он ест досыта, его не отвлекают от занятий и не бьют. Но все же речь идет о здоровье матери.

… - А меня ханжой обозвали, - как-то утром пожаловалась Лили отцу, когда они остались на кухне одни.

– Да? – отец поднял брови. – Кто обозвал?

Лили немного подумала.

– Нехороший человек.

– Тогда гордись. Такими словами бросаются те, кому лень или смелости не хватает жить правильно.

Лили с улыбкой глянула за стекло. Под невинно-белым снегом спал сном праведника «чистый» квартал Коукворта, спал столь мирно, что никто не усомнился бы в порядочности людей, живущих в рядах благообразных домиков. И что же, что соседству с Эвансами много лет назад произошло убийство? Недоразумение, не более чем. И с убийцей поступили, как положено людям честным и законопослушным. А кто считает Лили или её родителей ханжами – в самом деле, пусть даст себе труд оценить собственное поведение, далеко не безупречное.

В запахе ванили, шоколада и хвои, в блеске елочных игрушек и цветных нитей – мама пристрастилась вышивать и успела приучить к этому занятию Лили – в прогулках по свежему снегу и чтении Джейн Остен прошли каникулы. По возращении в Хогвартс Лили доложила Северусу, что его мать больна, но он лишь буркнул в ответ: «Я знаю» - и тут же сменил тему. Что ж, стало понятно, что придется смириться с новой отталкивающей его чертой – он действительно никудышный сын.

Лили была рада, что события после возвращения с каникул стали гуще: появилась возможность отвлечься и от Северуса, и от горького ожидания новых несправедливостей со стороны Оули. Провалявшись все Рождество в Больничном крыле, учитель теперь смотрел на нее (правильно угадав, что именно за нее ему отомстили), уже не с презрением, а с ненавистью.

– Досталось за дело, да еще и недоволен, а! – сердилась Мери. – Вот идиот.

– Не идиот, а мужчина, - мурлыкала Марлин. – Мужчина никогда и ни в чем не признает себя виноватым – если у него, конечно, есть хоть капля гордости.

А сама худела и впадала на уроках в задумчивость из-за человека, в котором гордости хватило бы на десятерых. Сириус Блэк подмигивал ей по утрам, обменивался парой колкостей – а потом неизменно принимался выкидывать всякие штучки, чтобы его заметила Эльза Смит.

Надо сказать, что после каникул бедняга Монтегю вышел у слизеринки из милости. Напрасно он, мрачно возвышаясь за столом, бросал на хрупкую фигурку девушки больные и жадные взгляды. Пару недель Эльза гуляла по коридорам под ручку с Мальсибером, даже, говорят, позволила ему поцеловать один раз край мантии, а другой – локон. Но Мальсибера не устраивала роль смиренного воздыхателя, он хотел властвовать сам. Эльза тоже быстро поняла это и позволила переключить свое внимание на Альфреда Эйвери. Тщедушный остролицый Эйвери, гордый, что на него обратила внимание первая красавица факультета, оказался услужлив и отчаянно пытался её развлечь. Он совсем упустил из виду, что у Эльзы есть еще один поклонник.

Сириус Блэк накладывал на Эйвери Таранталлегру и Риктумсемпру – тот вкатывался в Большой зал, отчаянно суча ногами и руками. Идя рядом с Эльзой, слизеринец вдруг падал и начинал отрыгивать слизней прямо на её новенькие лодочки – неизвестно, как она ему это прощала. Конечно, Альфред с приятелями мстили, как могли, между Мародерами и ними происходили целые побоища. Сверх того, Эйвери пожаловался родителям. В школу приезжала миссис Блэк и имела долгий разговор наедине со старшим сыном, после чего тот ходил с алыми пятнами на щеках, но сбавить проявления ревности и не подумал.

Сириус совсем обезумел. Он летал по большому залу на метле, являлся на совмещенные со Слизерином занятия с гитарой, опускался перед Эльзой на одно колено и пел. Дикая гордость потом его мучила, и в гостиной Гриффиндора он резал перочинным ножом подушки, расшвыривал первокурсников, разбивал забытую кем-то из предыдущего выпуска вазу, метал в стены дротики – не знал, как выплеснуть ярость. Люпин и Петтигрю не сладили бы с ним, а потому Джеймсу пришлось подзабыть о Лили, о вредном Оули, даже об отравляющем жизнь Нюнчике и тщательно следить, чтобы друг не наделал глупостей. А в спальне девочек Лили, Мери и Алисе приходилось поочередно развлекать тихо изводившуюся ревностью Марлин.

Половину февраля мело, а после установилась ясная и не слишком морозная погода: гуляй – не хочу. Лили и гуляла, нарезала круги по окрестностям Хогвартса, по выходным и до Хогсмда доходя – увы, чаще всего одна. Мери на тренировках, Алиса в Запретной секции, Марлин в ревности и меланхолии. И в тот воскресный день Лили бродила в одиночестве. Впереди замаячили было фигуры толстух Эббот и шедшей между ними тоненькой Пенни-Черри, однако прежде, чем девочка успела их догнать, хаффлпаффки скрылись за другой стороной высокого холма у Озера.

Белизна снега ослепила Лили, и она не сразу отличила нечто темное, довольно высоко висевшее над холмом, от ствола одиноко стоявшего высокого вяза. Когда же остановилась и стала приглядываться, странный (и притом большой) предмет рухнул в сугроб, покатился под горку и, упав к ногам Лили, оказался извалянным в снегу, замерзшим и страшно довольным Северусом.

– Получилось, - выдохнул он и, не вставая, протянул к Лили руки, став похож на непомерно вытянутого младенца, увидевшего погремушку. Такого блаженства в его глазах Лили еще не видела.