Двадцать один год
Шрифт:
Дальше дело пошло веселее. Кто-то залил в портфель профессору гной бубонтюбера, смешанный с клеем. Едва Оули сунул руки в сумку, как почувствовал жгучую боль, но освободиться самостоятельно не смог и побежал за помощью. Урок у третьекурсников был сорван, о чем смешливая Нелли Гамильтон не замедлила доложить Мародерам, точно вестовой – военному штабу.
Выходные не принесли бедняге облегчения. Он вляпывался в липкую гадость, у него над головой разбивались яйца, в пудинге, который он ел в субботу, оказалась плесень. Кто-то пробрался в его комнаты, облили чернилами все эссе и разрезал подушки, пустив по комнате пух. Разумеется, профессор
В понедельник, на уроке ЗоТИ у четвертого курса, виновный объявился сам. Едва Оули, уже с опаской озираясь, вошел в класс, как Джеймс поднялся с места:
– Здравствуйте, сэр. Как поживаете?
– Благодарю, недурно, - процедил учитель. – Поттер, хватит паясничать, сядьте на место.
– Сейчас, - кивнул мальчик. – Только один вопрос: вы приятно повели эти выходные? Хотите другие такие же?
Учитель резко положил портфель на стол.
– На что вы намекаете?
– На то, - под одобрительный кивок Сириуса Джеймс с самым развязным видом уселся на парту. – Если вы не прекратите издеваться над Лили Эванс, - она залилась краской, невольно подметив, как стукнуло сердце. – Так вот, если не начнете обращаться с ней нормально, можете считать предыдущие выходные началом вашего конца.
Оули побагровел.
– Вон из класса, - дрожащим голоском проблеял он. – И если все подстроено вами, можете… Можете начинать паковать вещи. Я сразу после урока обращусь к директору. Это неслыханно.
– Курочка раскудахталась, - насмешливо протянул Сириус. – А вы знаете о проклятии вашего места? Даже до конца года здесь дорабатывали не все.
– Ребята, давайте вы уже заткнетесь, а! – выкрикнула взволнованно следившая за ними Мэрион.
– Риверс, угомонись! – бросил Джеймс через плечо. – Профессор, мы вас не боимся. Вы, поверьте, не страшнее лукотруса. А с лукотрусами мне нравится играть вот так…
Поттер слегка повел палочкой – и учитель взмыл вверх тормашками над изумленно вздохнувшим классом. Мантия Оули обвисла, скрывая его лицо, тощие ножки в узких брючках отчаянно сучили в воздухе, руки тщетно пытались ухватиться за что-нибудь. Зрелище, признаться, получилось забавное, и молчание стали разбивать смешки. Краем глаза, правда, Лили уловила, что Люпин залился краской, а Алиса напряженно застыла, стиснув палочку. Остальным происходящее нравилось: унылого и вредного учителя ЗоТИ гриффиндорцы и хаффлпаффцы, признаться, терпеть не могли – за очень редким исключением.
Мэрион Риверс, при виде учителя, словно подвешенного за лодыжки, открыла было рот от удивления и схватилась за палочку – но ни Финита, ни Финита Инкантатем не подействовали, а специального контрзаклятия она не знала, да и не догадывалась, наверное, про Левикорпус.
– Поттер, сними его, а то сейчас старост приведу и Макгонагалл!
– Приводи. Чем больше народу увидит профессора Оули в таком положении, тем лучше.
И тут что-то глухо стукнуло об пол. Оули свалился и, оглушенный, растянулся у доски. Алиса, опустив палочку, поспешила к нему.
– Вот и обнаружилась в наших рядах предательница, - Джеймс грустно покачал головой.
– Предательница и подхалимка, - подтвердил Сириус. – Смотри-ка, даже две.
Мэрион также помогала учителю подняться. Пенни-Черри ерзала и ежилась:
– Ой, мальчики, ну что вы хотите! Риверс вечно над учебниками гнет спину и учителям смотрит
– Это точно, - согласился кто-то из хаффлпаффцев.
– Но что ж ей делать, бедняжке, такой некрасивой…. И Брокльхерст тоже страхолюдина, а такие всегда первые учителям ноги лижут… - с удовольствием разглагольствовала Пенни, пока Мэрион и Алиса помогли Оули выйти из класса. Джеймс достал из ранца две бутылки сливочного пива, откупорил заклинанием, и они с Сириусом демонстративно чокнулись. Лили, необъяснимо замершая, решилась взглянуть на своего защитника.
– Что теперь будет? – вместе с благодарностью в душе поднималось сострадание к Джеймсу, у которого впереди маячило если не отчисление, то уж наверняка очень крупные неприятности.
– А что будет? – Джеймс, потягивая пиво, слегка фыркнул. – Вызовут папашу, он прибудет, наорет. Ну, по затылку даст, и то не факт. Может, и похвалит еще: у меня же, Эванс, цели самые благородные, - тут, не выдержав, мелко рассмеялись Мери и Марлин. – А вот Оули теперь уйдет, это точно.
Слишком возбужденные, чтобы идти на следующий урок – все равно была травология у многое прощающей Спраут – гриффиндорцы вскоре покинули класс и отправились бродить по лугам, с которых едва стаял снег. Они мало разговаривали между собой, только изредка кто-нибудь нервно смеялся. Марлин и Лили увидели среди жухлой травы подснежники и сорвали по цветку, закрепив в волосах.
В сердце Лили страх боролся с надеждой. Как ни мала была вероятность, что Оули уйдет, девочка вцепилась в нее намертво, заставляя себя не думать, как закончит этот год, если он останется. В то же время ей было страшно за Джеймса, жаль его – как бы то ни было, из-за нее его строго накажут, и душа сжималась от неведомого щемящего чувства. Лили еще не знала, что такая благостная, очищающая горечь зовется нежностью. А он, совершенно беззаботный, бегал с Сириусом взапуски. Питер чуть не хлопал в ладоши, наблюдая за ними, и только Люпин был печален – а глядя на него, отчего-то грустила и Мери.
У входа в Хогвартс их поджидала Макгонагалл. Джеймса она тотчас же увела, и Лили невольно заморгала, глядя, как он шагает, нарочито заведя руки за спину. Девочке вспомнилась детская книжка про Тома Сойера, глава, где мальчик взял на себя вину девочки, которая ему нравилась. «Ох, но Джеймса же не будут… В конце концов, почему Оули можно безнаказанно унижать учеников, а мы не смеем ответить?» Сириус ободряюще кричал вслед другу, но смысл до Лили даже не доходил.
В гриффиндорской гостиной к ним бросились Эммелина, её братья, для которых Мародеры успели стать кумирами, и Нелли Гамильтон.
– Отец Джеймса приехал, - Вэнс стиснула руки Лили. – Я уже знаю, что случилось. Вы поступили правильно.
– Если понадобится, все выступят в защиту Джеймса? – негромко спросил Сириус.
– Естественно. Все подтвердят, как Оули издевался над девочками. Слово одной предательницы не перевесит всех наших слов.
Вечер прошел томительно. От волнения никто не мог приняться за уроки, и даже еда мало кому лезла в горло. Те, кто все-таки, больше из любопытства, выбрался в большой зал, передали остальным, что ни Макгонагалл, ни директора, ни Оули за столом преподавателей не видели. Около трех вернулась Алиса, но с ней не стал разговаривать даже Фрэнк, и она мышкой проскользнула в спальню.