Двадцать один год
Шрифт:
…И вот снова стучали колеса поезда и хлестали по стеклу ветки. Лили, как обычно, жалась в уголок купе, но с ней рядом были девчонки, а не Сев. Впрочем, маленького оборванца Сева, злобного воришки, поколотившего Стива Паркинга и в лесу приносившего ей голубику, больше нет. Есть чужой, незнакомый слизеринец Северус Снейп, который мечтает истребить таких, как она, или изгнать из общества, для которого они предназначены. И есть она, Лили Эванс, которая может спрятаться за чьей-нибудь спиной (тогда зачем её распределяли на Гриффиндор?), а может делом доказать свое превосходство над чистокровками. Может пойти драться за права таких,
– Знаете, девочки, - медленно проговорила Лили. – А я, пожалуй, тоже буду поступать в школу авроров.
От автора. Уважаемые читатели! Приношу свои извинения, но между этой и следующей главами будет перерыв до конца августа. Благодарю за отзывы и надеюсь встретиться с вами снова.
========== Глава 39. Не леди ==========
Перемену в Лили родители, наверное, заметили сразу, как только она появилась на пороге родного дома, но сначала помалкивали, пытаясь угадать, что же произошло. Приглядывались несколько дней, а после решились заговорить о том, что заметили.
– Что-то твой непутевый дружок не показывается, - начал отец однажды за завтраком. Мать молчала, только бросала на дочь один из тех взглядов, которые, страшно нервируя ребенка, заставляют его в конце концов сказать правду.
– Друга у меня больше нет, - Лили спокойно намазала джем на тост.
– Я не хочу его видеть, и если он здесь покажется, пожалуйста, прогоните его.
Отец удивленно поднял брови. Мать улыбнулась:
– Я рада. Правда, рада. Я так волновалась, когда ты уходила с ним.
– Я тоже рад, - медленно произнес отец.
– Только один вопрос: почему это случилось? Чем он так обидел тебя?
Лили поколебалась. Воспоминания о разрыве с Северусом, об оскорблении, которое он ей бросил, лишь слегка саднили, но она не знала, как правильно объяснить родителям причину разрыва.
– Он назвал меня одним словом… Это обидное прозвище тех, кто происходит не от волшебников.
– То есть твое происхождение считается пороком в твоем мире?
– с расстановкой проговорил отец.
– У определенной его части. И Северус, оказывается, относится к ней.
Мать фыркнула и зло рассмеялась. Отец покачал головой:
– Скажите, пожалуйста, принц из трущоб. Ему не приходило в голову, что именно благодаря людям без всяких ваших способностей его мать еще жива? Волшебники что-то не торопятся лечить её. Вот же глупый и подлый щенок. Хорошо, что ты порвала с ним. Мне в друзьях дочери не нужен, - следующие слова он почти выплюнул, - социальный расист.
Мать помешивала ложечкой сахар в кофе.
– А за что он обозвал тебя?
– негромко спросила она.
Лили вновь удивилась по себя смехотворности повода к оскорблению.
– Над ним издевались хулиганы. Я заступилась, а он обиделся.
Мать выразительно, с усмешкой лишь в глазах посмотрела на отца, но вслух ничего больше не сказала.
…Дни проходили спокойно до вялости. Сначала Лили побаивалась, выходя в магазин или на прогулку, встретить Северуса - сама не зная, опасается ли, что он снова оскорбит её, отомстит или будет снова просить прощения. Но он не появлялся, и она наконец решилась забыть о прежней жизни окончательно, вычеркнув все,
Говорят, забвению и успокоению способствует перемена мест. Лили потихоньку сказала матери, что в этом году не прочь попутешествовать: она знала, что мать отчаянно тянуло уехать из Коукворта, и только то, что дочь совсем мало видит дом и родителей, сдерживало её.
– Ты в самом деле хочешь уехать? Правда?
– детское изумление в глазах матери умилило дочь до слез.
– Знаешь, мне недавно звонила школьная подруга… Она приглашает к себе. После развода ей остался домик в Карлайле - это в Камбрии, там рядом Озерный край. Поедем, дочка? Я так хочу увидеть её…
– И уехать отсюда, да?
– Лили и не поняла, откуда у нее в голосе появились нотки, обычно свойственные Марлин.
– Уехать, - просто согласилась мать.
– Я устала от Коукворта. И ты ведь тоже устала, да? Здесь невозможно находиться долго. А еще я хочу пару недель не заботиться ни о ком. Ты ведь меня за это не осудишь?
Подруга матери, Глория, встретила их на автобусной станции. Это была невысокая темноволосая женщина, очевидно, привыкшая к спортивному стилю в одежде и вообще ценящая удобство выше красоты. У нее, кажется, были проблемы со зрением, она все время сильно щурилась, так что на её лицо поначалу было неприятно смотреть. Только потом привлекала внимание широкая приветливая улыбка.
– Это твоя дочь, Роза?
– девушка слегка дернулась от тяжелого прищура.
– Красавица. Замечательная красавица.
– Лучше меня в свое время, правда?
– Роза приобняла Лили.
– Лучше, я знаю. Оригинальней. Муж внес свою лепту.
Прищур Глории стал болезненным.
– Никогда бы не подумала, что ты можешь быть счастлива в браке. Помнишь, как мы играли в суфражисток?
Роза расхохоталась, закинув голову назад, так что мягкие белокурые волосы рассыпались по плечам, и перед Лили предстала девчонка, которая жалела, что избирательные права женщинам уже предоставили и бороться больше не за что. Такой девчонке было не место в Коукворте, в скучной жизни, полной ханжества и обывательщины, однако что-то удержало её именно там.
Глория тихо сияла, глядя на подругу.
– Роза, уймись, полно. Ты подаешь плохой пример юной леди.
– А я не леди, - Лили вскинула головку.
– Я простолюдинка, плебейка, и горжусь этим.
Роза, покосившись на дочь, чуть покраснела, а Глория только потрепала девушку по руке:
– Ты молодец. Не беззубая и мыслишь нестандартно. Ну что ж, вам обеим пора отдохнуть с дороги.
Дом отличало удобство, тот же незамысловатый уют, какой был и в облике его хозяйки. Ничего лишнего, ни следа не только вычурности, но и бессмысленного стремление к красоте - и вместе с тем находиться здесь было приятно. В распахнутые окна влетали запахи запущенного сада, почти сливавшегося с лесопарком, кресла - в меру мягкие, кофе - приличной крепости, по стенам увеличенные фотографии Озерного края (Глория работала там гидом). К стене привалился, как усталый слон, огромный стеллаж с книгами.