Двадцатое июля
Шрифт:
— Судя по всему, наш друг отлучился совсем недавно и, вполне возможно, ненадолго. А потому, господа, следует его встретить.
— А если он не вернется? — послышался чей-то грубый голос. — На столе остался недоеденный бутерброд. В наше время едой не бросаются.
«Это кто ж у нас такой умный? — мысленно возмутился корректор. — Да таких первыми убивать надо!..»
— Согласен. А еще возле стола стоит автомат. С полным магазином. Так что наш клиент недалеко ушел. Скорее всего приспичило. А потому, Кнохен, организуйте наблюдение со стороны метро. И заодно поинтересуйтесь на всякий случай у служащих, не попадал ли в последние полчаса в поле их зрения мужчина с известными вам приметами.
Бургдорф в отчаянии стиснул зубы. Сколько же ему здесь лежать?!
Как ни пытался Геринг сосредоточиться на докладе фельдмаршала фон Клюге, все равно не мог понять, чего тот от него хочет. Какие танки? Какая дислокация? Жутко хотелось спать. Раза два или три рейхсмаршал готов был заткнуть рот настырного командующего кляпом, но его останавливало своевременное воспоминание, что отныне он — глава всей той силы, которую представляет Клюге.
Фельдмаршал видел и понимал состояние Геринга. И с сожалением отмечал для себя, что никакой разницы от того, кто его слушает, — Гитлер или его подчиненные, — нет. Впрочем, тут же поправил себя генерал, он не прав. Отличие есть. Гитлер всегда слушает раздраженно нервно, желая уловить слабые моменты в речи оратора, а Геринг — раздраженно равнодушно. Всем своим видом показывая, насколько ему безразлична вся эта пехотно-маршевая братия. Однако доклад должен быть продолжен: пусть Геринг помучается.
— Прошу передать фюреру, что я решил снять с передовой 2-ю танковую дивизию. Ей необходим отдых. Три дня назад мы остановили наступление армии Монтгомери в районе Кана. Правда, следует ожидать нового наступления. Поэтому предлагаю: для отражения возможной атаки противника перебросить мою дивизию к Бретвилю, а 116-ю отправить к Рувру.
— Где, по-вашему, нам следует ждать наступления? — попытался ухватить нить разговора Геринг.
— Как я уже говорил ранее, в районе Кана. Точнее, милях в пяти от него. Самое удобное место. Получится, что в противовес войскам союзников мы выставим более двухсот наших танков.
— Ну что ж, — Геринг почувствовал, что скоро его наконец-то оставят в покое, — думаю, ваш план, господин фельдмаршал, вполне выполним, и фюрер его одобрит.
— Но это еще не все, господин рейхсмаршал, — Клюге выдавил из себя последнюю фразу с трудом, однако другого пути у него не было. Он прекрасно осознавал, что если не доложит Герингу об истинном положении внутри армии сейчас, то следующего такого случая может и не представиться. Пока Гитлер временно отсутствует, следовало найти себе в верхах союзника, который принял бы его сторону перед Гитлером. — Дело в том, что назрела необходимость обсудить вопрос снабжения наших войск.
Геринг недовольно засопел: ну вот, теперь вояка начнет жаловаться, что войска люфтваффе получают провианта и льгот значительно больше, чем сухопутные. Вечная проблема: ненависть между родами войск. Но сегодня он сможет достойно ответить. Все-таки кровь фюрера на их руках.
— Армейским частям не хватает оружия и резервов. — Фельдмаршал старался говорить проникновенно и максимально убедительно. — Обмундирование у многих солдат поизносилось. Заменить нечем. Мы понимаем: наша промышленность не в состояний сейчас полностью удовлетворить потребности войск, — Главнокомандующий всем своим нутром чувствовал, что рейхсмаршала уже буквально захлестывает волна неприязни к нему. Но остановиться уже не мог. — Однако части СС все это имеют. Они получают новейшее оружие. Отличное обмундирование. У них постоянное пополнение рядовым составом. Лучшие продовольственные пайки. К сожалению, столь очевидное несоответствие в обеспечении разных родов войск порождает в армейских формированиях недовольство и нежелательные подозрения. Ранее я уже обращался к фюреру с просьбой лично разобраться в сложившейся ситуации…
— И потому теперь лелеете надежду, что вашу проблему решу я? — Ответ прозвучал резко, хлестко. Клюге взглянул на Геринга и похолодел. Союзника из рейхсмаршала не получилось. Желваки на скулах Геринга ходили ходуном, а глаза метали молнии. Голос маршала гремел как иерихонская труба. — Я, так и быть, промолчу о том, кто явился зачинщиком покушения на фюрера. Вам это и без меня известно. Однако я надеялся, что после произошедших событий ваши генералы, офицеры вермахта, сделают для себя соответствующие выводы. И что в результате? Очередные жалобы и кляузы? — Геринг схватил со стола недавно полученное донесение и грозно потряс им перед фельдмаршалом: — А что вы по этому поводу скажете?
Клюге с недоумением смотрел на исписанный кем-то лист бумаги. Геринг же меж тем и вовсе сорвался на крик:
— Ваш засранец Штюльпнагель решил связаться с американцами! Прямое предательство! Слава богу, его самолет сбили, и союзникам достался только труп. А вы мне тут про обмундирование рассказываете!
— Штюльпнагель не был моим подчиненным, — сделал попытку оправдаться генерал.
— Ну конечно, — брызгал слюной рейхсмаршал, — теперь вы все будете открещиваться от своих приближенных. Трусы! Окопные недоноски! Теперь-то вы все за фюрера! Обмундирование? В рванье будете наступать! Ясно вам? В рванье и наступать! И запомните, Клюге, вот это, — рука снова потрясла бумажным листом, — ваш приговор! Приговор с временной отсрочкой. Если не выполните приказ. Вы меня поняли?
Фельдмаршал рванул верхний крючок кителя. Такого поворота событий он не ожидал.
А Геринг тем временем, уперев руки в бока, тяжело и с надрывом продолжал выплевывать в его адрес незаслуженно обидные слова:
— И не надейтесь уйти от ответственности! Фюреру я доложу о ваших соображениях насчет боевых действий. Но о трусах и жратве докладывать не стану! Точка! Можете быть свободны, господин… вполне возможно, бывший фельдмаршал!..
На Берлин опустилась ночь. Мейзингер приказал обоим рядовым спуститься в убежище Бургдорфа и дожидаться беглеца там. Прошло уже два часа, а проклятый корректор так до сих пор и не объявился.
Для себя следователь облюбовал наблюдательный пункт на обломках разрушенной мастерской, которые находились как раз напротив подбитого танка: с их вершины хорошо просматривалась практически вся местность. Правда, в дневное время. Теперь же можно было различить лишь серые тени. Дважды слух Мейзингера привлекал непонятный звук, раздававшийся со стороны подбитой машины, но желания спуститься и подойти ближе он не испытывал: вонь, источаемая разлагавшимися в танке трупами, отбивала всякое любопытство. «Голодные коты или собаки на охоту вышли», — успокоил себя следователь.
Когда же отошел чуть в сторону, дабы облегчить мочевой пузырь, сильный удар тупым предметом в пах сложил его пополам. Руки невольно скрестились на причинном месте. Второй удар пришелся по голове и отключил сознание.
Придя спустя какое-то время в чувство, Мейзингер обнаружил, что находится в комнате, расположенной чуть левее его недавнего пристанища. Причем привязанным к батарее. И еще одно неудобство приносило ему невыносимые страдания: его горло теперь тесно контактировало с обломком водопроводной трубы, один конец которого был зафиксирован в ребрах батареи отопления, а второй находился в руках незнакомого человека.