Двадцатое июля
Шрифт:
— Ну бог с ним, с Гиммлером. — Даллес отметил про себя неготовность Гизевиуса к откровенности. — У меня еще один вопрос. Как вы полагаете: Гитлер добровольно уступит власть?
— Сомневаюсь. Хотя среди нас есть и те, кто на это искренне рассчитывают. Другая же половина готова к решительным действиям.
— То есть?..
Гизевиус смочил горло глотком коньяка.
— Ганс Остер пригласил из Шварцвальда опытного снайпера и поручил ему готовиться к покушению. Пока, конечно же, не сообщив, на кого именно.
— Ганс Остер… — Даллес задумчиво протер очки. — Если не ошибаюсь,
— Совершенно верно, — кивнул Гизевиус. — Параллельно адмирал Канарис готовит еще одно покушение. Недавно он летал на Восточный фронт и привез оттуда довольно любопытный сувенир — взрывчатку, изготовленную в виде коньячных бутылок. Я видел их лично. Выглядят как настоящие коньячные бутылки. Никаких подозрений не вызывают. При этом сила взрыва просто потрясающая. Генерал фон Тресков должен будет оставить одну такую бутылку в самолете Гитлера: фюрер часто летает в Восточную Пруссию, в свою полевую ставку.
— Фон Тресков… Начальник штаба группы армий «Центр», — снова выказал свою эрудицию Даллес. — Значит, он тоже связан с вами?
— Совершенно верно. Он, как и Клюге с Беком, крайне недоволен военным руководством Гитлера.
— И все они поддерживают физическую ликвидацию Гитлера?
— Нет. Фельдмаршал Клюге предлагает произвести арест фюрера в своей ставке под Смоленском, а потом склонить его к передаче всех полномочий военным путем мирных уговоров. А вот фон Тресков, в отличие от Клюге, настроен решительно. Хотя сам я считаю, что сначала с фюрером должны быть проведены переговоры и лишь в случае их неудачи принимались бы крайние меры. Но… К сожалению, к моему мнению не всегда прислушиваются.
— Постойте, — лицо американца неожиданно окаменело, — вы хотите сказать, что покушение на Гитлера может состояться уже в ближайшие месяцы?! — Возможно, впервые в жизни Даллес вдруг осознал значение выражения «земля уходит из-под ног». — В июле? Августе? Или осенью?
— Никак нет. Раньше. Полагаю, в самые ближайшие дни. — Гизевиус настолько увлекся своим рассказом, что даже не заметил перемены в лице собеседника. — Пока русские не добились полного преимущества. Фон Тресков считает, что сейчас самое удобное время для устранения Гитлера и заключения мира. Лишь таким образом мы сможем преградить большевизму дорогу в Европу и сохранить Германию в границах 1939 года.
— С кем… заключить мир? — Даллес боялся выдать эмоции голосом.
— Как «с кем»? — Гизевиус недоуменно воззрился на американца. — С Москвой и Лондоном, разумеется. Причем одновременно. Чтобы все остались при своих интересах.
«Идиот! — чуть не выкрикнул глава швейцарского отделения УСС. — Господи, и он так спокойно говорит об этом?! А как же Штаты? Моя карьера?..»
— Господин Гизевиус, а вы понимаете, что все ваши действия отныне должны согласовываться с нами?
— Конечно, понимаю.
— Так на какое конкретно число намечено покушение?
— Точная дата неизвестна, но, думаю, со дня на день. Во всяком случае «коньяк» неделю назад уже был отправлен в ставку фон Клюге. И теперь как только фюрер прилетит в Смоленск…
— Отменить! — в голосе Даллеса прозвенели стальные ноты. — Немедленно всё отменить! Вы слышите меня? Бомба не должна взорваться! А если взрыв произойдет, отвечать за него будете вы! Лично вы!
Гизевиус растерянно заморгал. Он-то думал, что его новость вызовет как минимум благорасположение со стороны представителя американского правительства, однако все произошло с точностью до наоборот. Совершенно не так, как он надеялся.
— Но, мистер Даллес, — Гизевиус робко повел плечом, — боюсь, уже слишком поздно. Экстремистские настроения среди нашей оппозиции чересчур сильны. Я не смогу повлиять на них…
— Меня и мое правительство не интересуют настроения вашей оппозиции! — Даллес еле сдерживался, чтобы не сорваться на крик. — Сейчас здесь, передо мной находитесь вы. Значит, вы и будете отвечать за действия ваших так называемых «товарищей по борьбе». — Последние слова он намеренно произнес в оскорбительном тоне. Впрочем, Гизевиус унижения не заметил. — Посему немедленно отправляйтесь в Берлин и передайте мой приказ адмиралу Канарису!
Гизевиус привстал с кресла:
— Но я не могу передать адмиралу ваши слова…
— Правильно, — перебил Даллес, — не передавайте слова. Передайте ультиматум! Скажите Канарису, что если мое требование не будет выполнено, тогда Редо Расеса, человека, который ему очень близок, ждет незавидная судьба. Крайне незавидная. Вы хорошо запомнили мои слова?
— Так точно, мистер Даллес. Я всё передам, обещаю.
— Вот и славно. Присаживайтесь, господин Гизевиус, присаживайтесь. Наша беседа еще не закончена…
…Гизевиус передал Канарису волю Даллеса. И адмирал отреагировал на ультиматум американца правильно. Однако убедить фон Трескова в отмене операции не смог: тот и слушать его не захотел. Тогда хитрый «Лис» решил переиграть заговорщиков.
Когда Гитлер покинул ставку в Растенбурге и отправился в штаб группы армий «Центр», располагавшийся в районе Смоленска, фон Тресков, воспользовавшись личным знакомством с главным адъютантом фюрера генералом Шмундтом, упросил его убедить Гитлера в необходимости срочного посещения фельдмаршала фон Клюге — для обсуждения положения дел на фронте. Аккурат во время этого визита Тресков и планировал заложить бомбу.
Встреча Гитлера и Клюге состоялась. Во время последовавшего за ней совместного обеда фон Тресков попросил полковника Брандта, врача, везде и всюду сопровождавшего фюрера, захватить с собой в самолет посылку с двумя бутылками коньяка — якобы в качестве презента для генерала Штиффа из штаба верховного командования вермахта. Ничего не подозревавший полковник Брандт согласился.
После обеда всей компанией отправились на аэродром: фюреру предстояло лететь обратно в Растенбург. Посылку с «коньяком» доставил к самолету полковник Фабиан фон Шлабрендорф. Он же должен был привести в действие детонатор, однако сделать этого не успел: в самый последний момент его остановил приказ Канариса, переданный с одним из сотрудников штаба. В результате, когда фон Тресков дал сигнал, что пора передавать посылку, полковник вручил доктору Брандту «коньячную» коробку с неактивированной взрывчаткой.