Двадцатое июля
Шрифт:
Потом состоялись трехдневные слушания в Мюнхенском суде по поводу, жалобы о нарушении достоинства Баллерштадта. На том суде Гитлер выступил с почти трехчасовой речью, в которой развернул программу национал-социалистической партии. Теперь действительную партии. Его слушали. Им восхищались. О нем писали. Какое прекрасное начало…
Гитлер захлопнул книгу. Слова, слова… Кулак, вот самый верный аргумент. В двадцатом с Баллерштадтом дискутировали, а в тридцать четвертом — расстреляли.
Господи, почему ж так тяжело на душе? Почему Ева не хотела, чтобы он ехал сюда?
Гитлер присел на кровать.
…6 июня, рано утром, Линге разбудил фюрера, доложив, что его срочно просит к телефону Йодль. Сообщение потрясло несмотря даже на то, что все последние дни были связаны с ожиданием именно этой новости. Доклады Риббентропа, Гиммлера и Йодля давно уже строились вокруг одной лишь темы: англо-американцы начали вторжение во Францию. Через полчаса Кейтль и Йодль прибыли в «Бергхоф» для доклада. К этому времени Гитлер успел взять себя в руки и настроиться на рабочий лад.
— Мой фюрер, — начал Йодль, разложив на мраморном столе карту Атлантического побережья с нанесенными на ней военными и населенными пунктами, — к югу от Гавра десантные суда высадили войска. — Докладчик провел тоненькой указкой по карте: — Вот здесь. Их атаки во многих местах отбиты. Однако в тыл нашим войскам сброшены парашютисты. На данный момент определить, где находится центр тяжести десанта, трудно. Но с полной уверенностью можно сказать, что оперативная внезапность противнику не удалась. Десант высажен там, где он нами и ожидался.
Гитлер окинул карту взглядом, выпрямился и взволнованно произнес:
— Господа! Я рад, что англо-американцы решились наконец высадиться во Франции и именно там, где мы их ожидали. Посмотрим, что будет дальше.
В последующие дни Гитлер не придавал особого значения событиям во Франции. И не потому, что все его внимание сосредоточилось тогда — в связи с боями, развернувшимися на участке группы армий «Центр», — на Восточном фронте. Он просто ждал, что, вступив в войну и потерпев первые поражения, американцы предпримут попытки для ведения переговоров. Так прошел месяц, но подобной инициативы никто не проявлял. И лишь после 25 июня, когда Хойзингер на очередном совещании доложил, что русские прорвали фронт и продвинулись глубоко на северо-запад, к югу от Витебска, и что они начали интенсивные атаки по всему фронту группы армий «Центр», а в некоторых местах даже опрокинули фронт, Гитлер понял: на переговоры с ним — по крайней мере в данных условиях — вряд ли кто согласится. С того времени рейхсканцлер впал в полную апатию. Он стал избегать встреч с генералами и все больше времени проводить с Евой и Геббельсом. И все чаще от него слышалось слово: «Измена!».
В дверь постучали.
Гитлер с трудом поднял голову. На пороге стоял Линге.
— Мой фюрер! Простите за беспокойство. Вас ждут в столовой. Двадцать минут прошло.
— Да, Гейнц. Спасибо. Я иду. Иду.
Старков заглянул в кабинет и, увидев Кима, кивнул ему:
— Через пять минут у меня. Со всеми соображениями.
Ким
Ровно через пять минут Старков наливал ему чай и одновременно выговаривал:
— Посмотри на себя. Скелет в гимнастерке! Что сегодня ел?
— Не помню.
— То-то и оно, что не помнишь. — Старков поставил перед подчиненным чашку, положил рядом хлеб, сало. — Ешь. В ближайшее время ты мне нужен будешь здоровым и полным энергии.
Кима долго уговаривать не пришлось.
Старков тем временем разложил на столе нужные бумаги и фотографии, сдвинув все прочие документы в сторону.
— Итак, товарищ Рыбак, рассказывай, что у нас имеется на данный момент.
— Немного, Глеб Иванович.
— Не торопись, прожуй.
— Спасибо. — Ким вытер губы платком. («Интеллигент, твою мать», — подумал Старков.) Ким меж тем продолжил: — Последние двое суток я пытаюсь проанализировать ситуацию, но пока что-то концы с концами не сходятся.
— Детальнее.
— У нас имеются сообщения их трех источников о заговоре против Гитлера. И о том, в частности, что его хотят ликвидировать.
— О ликвидации говорят все три источника?
— Нет. Только «Вернер».
— Что ж, «Вернер» стоит десяти источников. — Старков разложил фотографии в удобном для себя порядке. — Эх, нам бы еще пару таких «Вернеров» на разных уровнях!.. Так что тебя смущает, товарищ Рыбак? Что Гитлера хотят убить? Ничего плохого в этом не вижу. Давно пора. Все прогрессивное человечество мечтает избавиться от неудавшегося художника и тирана.
Ким покачал головой:
— Так-то оно так, но… Тишина, вот что меня смущает, Глеб Иванович. Полная тишина.
— А конкретней?
В последнее время Старков занимался подготовкой группы для заброски в Краков и потому несколько отошел от дела «Вернера», поручив контроль над ним капитану госбезопасности Рыбаку.
— А вот послушайте… — Ким имел дурную привычку раскачиваться во время беседы на стуле, но на Старкова его подобные телодвижения давно уже не действовали. — Нам известно, что группа представителей вермахта собирается ликвидировать главу государства. Так? Так. А дальше? Кто будет поставлен на его место? Все три источника молчат. Теперь самое любопытное: все упомянутые в радиосообщениях инициаторы заговора находятся… вдали от цели! То есть в довольно приличном отдалении от Берлина. Если быть точнее, практически все — в прифронтовых зонах. Отсюда вопрос: как они могут влиять на события в столице рейха?
— Покушение на Гитлера — это не только, вернее, не столько Берлин, сколько фронты, — парировал Старков. — Ведь именно на фронтах решается будущее Германии.
— Не согласен, — Ким отрицательно покачал головой. — Дисциплина у немца в крови: как сверху укажут, так жить и будет. Так что генералы на фронтах в любом случае будут исполнять директивы из Берлина. Но тогда встает другой вопрос: чьи директивы? Нам до сих пор перечисляли имена только тех генералов, которые, по данным фронтовой разведки, практически не покидали своих позиций. Имеются в виду те, что служат на Восточном фронте. О командовании же, находящемся на позициях во Франции, нам, к сожалению, ничего пока не известно.