Дважды украденная смерть
Шрифт:
— Ишак. Осел. Козел. Мерин. Бык... — произносит Алик скорее устало, нежели зло, натягивая штаны и рубашку. Потом он выходит, захлопнув дверь, оставляя Фадеича мирно похрапывающим.
На улице хорошо. Прохладно. Становится легче, намного легче. Надо что-то найти. Черт возьми, сколько же сейчас времени?
Принцесса села на иглу,
Принцесса села на иглу... —
незамысловатый мотивчик железно вписался в нездоровые мозги. Кстати, про иглу. Ведь лежит сумочка, лежит, родная, в лесу. А ведь это куш.
Он даже разволновался, в который раз разволновался, вспоминая про сумку. А вот она есть... Есть, и не дает спокойно спать.
Алик пошарил в карманах — папиросы были, а спичек — тю-тю. Ориентируясь на мерцающие в глубине двора огоньки сигарет, он подошел к лавочке, где зеленая парочка обнималась и пускала дым.
— Сколько времени, — спросил он, прикурив.
— А у нас часов нет, мы их не наблюдаем. Спроси у ментов, батяня, — молокосос показал на двух милиционеров, шагавших по двору. У Алика поднялась волна беспричинной тревоги. Какого хрена менты разгуливают по двору? Но те прошли мимо его подъезда, и тревога улеглась. Проклятые нервы. Пить надо меньше.
— Какой я тебе батяня? Что, так старо выгляжу?
— Ну, видно, что подержанный. Волос на две драки осталось.
Алик хмыкнул. Батяня... Вот, достукался. В сорок с хвостиком обозвали батяней.
— Кстати, про ментов, сынок, есть такой анекдот. — Алик затянулся, присев на скамейку. — Бабке вот также посоветовали к менту подойти и время спросить. Она подошла и говорит: «Слушай, мент, сколько щас времени?» А он ей отвечает: «Сейчас, бабка, три часа. И три рубля штрафу за оскорбление при исполнении». «Спасибо», — бабка говорит и дает ему червонец. А он, мол, сдачи нет. А бабка говорит: «Ну и ладно. Мент. Мент. А на рубль — козел драный».
Парочка захихикала.
— Сейчас двенадцать, — впервые подала голос девчонка.
— Ну вот и спасибо. — Алик поднялся. — Я вам байку — вы мне время. Все по честному.
Время еще детское. Было бы желание и «капуста» — найти можно. А то и другое присутствовало.
Алик вышел на улицу. Подождал, пока не набежал на него зеленый огонек, помахал. Конечно же, ночной рэкс, если и не держит под сиденьем, то информацией располагает. Верняк.
— Шеф, — сообщил Алик без вводных предложений и прелюдий. — Нужно срочно достать, душа дымит.
Таксист, флегматичный длинноволосый парень постучал пальцем по баранке.
— Я не балуюсь. Но на сдачу могу закинуть.
— Валяй. Не обижу. А что там за заведение?
— Заведений там нет. Там есть место. И там сдают все, что хочешь — от и до. Подъезжаешь, тушишь фары — и они подлетают как коршуны. Ребята работают, позавидовать можно.
— Слыхал про такие места, только сам ни разу не брал. А куда ж менты смотрят?
— У них там все схвачено. Если чуть шухером пахнет, участковый приходит и говорит: ребятки, сегодня в футбол
— Ну и что?
— Ничего. Теперь платят. Что им стольник — шелуха. Они там деньги делают, какие нам с тобой и не снились.
За разговором приехали. То место было за большим широкоформатным кинотеатром в переулочке. Как только погасили фары, подошел парень. Высокий, в спортивном костюмчике, в кроссовках. Со спортивной сумкой фирмы «Адидас», сверкая лампасами на штанах: такие бывают только у генералов и швейцаров.
— Что есть? — Алик спросил.
— Все есть. Водка, вино.
— А коньяк есть?
— Сейчас узнаем. — И кого-то поманил. — Эй, кто конину сдает?
Та же спортивная униформа, сумочка. Олимпийцы, спортсмены доброй воли, да и только! Из сумочки появились бутылки с коньяком. Коньяк шел по тридцатке, водка по два червонца. Крепленое вино любой марки — по «чирику». Цены стабильные, твердые, рухни вся экономика страны к чертям!
Бутылки с «кониной» перекочевали из «адиковской» сумки в мешок Алика. Деньги — в обратном порядке. Можно было ехать, но Алик решил рискнуть. Надо же с чего-то начинать.
— Слушай, «делаш», — поманил он сдатчика «конины». Можно тебя на пару ласковых?
— Пожалуйста, Вася. Но помни — время — деньги.
— Да я не Вася.
— А это, Вася, не принципиально. Ты на Васю похож.
— Ну, лады, проехали. Вот ты сдаешь градусы, а мне надо кой-чего покрепче опрокинуть.
— Ага. «Надоела мне марихуана, мне б мастырку кашкарского плана. А после плана кайфовые ночи: снятся Гагры, Батуми и Сочи» — пропел олимпийский чемпион. — Не в жилу, Васек, извиняй. Все, привет Мне работать надо.
— Да ты годи! Понимаю, ты честный советский фарцмэн. Но, может, где-то слышал краем уха. А?
— Хорошо, Васек, что понимаешь. Это надо понимать. Короче, так: гони полтинник, может, чего и вспомнится на радостях.
— Не кисло! Ты не промах, делаш!
— А жизнь какая, Вася! Ведь дорого все, инфляция проклятая опять же...
— А если ты мне фуфел подгонишь? Где же гарантии, как говорят дипломаты?
— Гарантии бывают только на смиренном кладбище. Стопроцентные, как говорят финансисты. А пока мы, так сказать, живы, все зыбко, все ускользает. А вообще-то говоря, я Вышинского уважаю. Знаешь, цитирую: признание — царица доказательств. Я тебе сознаюсь, ты уж можешь верить, можешь нет. Думай, Вася, думай. А то я погнал, работа стоит.
Действительно, подъехало несколько машин. Торг шел в полный рост, в открытую.
— На! — Алик решился. Отступать было некуда. — Давай адресок.
— Пивнуху знаешь на горке? Там на цепи Артем сидит. Все. Ты меня не видел, я тебя не знаю. Рисуй сквозняк.
Алик забрался в машину к скучавшему таксисту. Артем на цепи? Что-то стало проясняться в этой истории. Полтинник было жалко до слез. Вон татарин остался на неделю, управ просил выбоины в коровнике замазать, но никто кроме него не согласился, все рванули, когда бабки в кармане зашелестели. Сколько он там на этом коровнике забашляет? Полтинник или два? Но в таком деле издержки неизбежны.