Дважды украденная смерть
Шрифт:
Человека, пославшего сумку с наркотиками в другой город через подставного лица, тоже убили. Убили за то, что много знал и раскрыл адреса перекупщиков наркотиков. А потом, когда сумку украли, рассказал об этом, боясь провала. Надеялся этим заслужить прощение. Но разве в этом мире прощают?
Да-а... Старик ваш, наверное, близко бы к этой сумке не подошел, знай, какой это смертельно опасный груз. Пять жизней... Впрочем, она, и доставленная по назначению, все равно бы убивала. Но другим путем, и не тех. Но ваш бригадир и наш лейтенант были бы живы. Впрочем, лейтенанта можно было еще спасти. Если бы не один, извините, дурак-перестраховщик из управления, который не решился выслать вертолет без согласования с генералом. Не захотел брать под свою ответственность. А была дорога каждая секунда. Умер на операционном столе. Слишком поздно он на него попал...
Словом, материала тут не то, что для статьи, для целой повести хватит. Только вот конец этой повести пока не просматривается... И трудно сказать, как скоро мы сумеем его приблизить.
Бельтиков вздохнул. Он думал о том, хватит ли оставшихся у него денег, чтобы рассчитаться за украденные Фадеичем вещи...
Загадка лесного тайника
Тараска и Сережа проснулись рано. Точнее проснулся первый Тараска, хотя ему десятый год всего, а брату уже пятнадцать.
Протерев глаза, зевнув сладко, мальчик оглядел горницу. Все на своих местах — стол, табуретки, скамейка. Заглянул на печь, где обычно спала мама. Но ее уже не было.
«Куда это она в такую рань? Может, опять окопы рыть угнали? Так она бы нас разбудила, что-нибудь наказала бы... Надо разбудить Серьгу. Может, он что придумает. Он всегда что-то придумывает».
Тараска посмотрел на брата. Тот улыбался во сне. Наверное, что-то приснилось.
Запустив ручонку в смолисто-черные волосы Серьги, Тараска задумался: будить или не будить? Сколько бы он еще гадал, глядя на запавшие щеки и курносый братов нос, неизвестно, но все решил Тараскин живот... Он так закурсал, требуя хоть какой-то еды, что мальчик решился. Сперва он потянул брата за волосы, но тот только помычал и сделал неопределенное движение головой. Тогда Тараска пощекотал голую, торчащую из-под тряпья пятку. Серега, двинув ногой, проворчал недовольно:
— Чего спать не даешь?
— В животе сильно урчит, кишка за кишкой гоняются, так есть охота.
— Спал бы, и живота не слышал бы...
— Не спится...
— Тогда дуй в лес, пасись. Сейчас в лесу всякой травы полно. Щавель уже есть. И лук дикий, и чеснок... Заодно и домой щавеля принесешь.
— А ты со мной не пойдешь?
— Мне и в деревне дело есть...
Он осекся на полуслове и внимательно посмотрел на братишку. Рано ему еще такие вещи знать, да и ни к чему. Не скажешь же такой малявке, что партизанский командир просил его Серегу, сходить в соседнюю деревню. Там фашисты, надо разузнать, чем они дышат. Тараска, конечно, пацан не болтливый, но ведь маленький еще. Да и командир предупредил, — никому ни слова.
...Тараска через огород направился к лесу, который темнел неподалеку. Сплошная его стена в свете утренних косых лучей солнца казалась темной.
Тараска много раз бывал в этом лесу и с мальчишками, и один, но идти в такое раннее утро было все же страшновато.
Если издалека лес виднелся сплошной стеной, то вблизи он расступался, распадаясь на отдельные деревья. Мальчик узнавал знакомые дубы, осины, клены.
У самого края искать щавель — нечего было и делать. Место здесь песчаное, а щавель любит луговую землю. Чтобы дойти до щавельного места, нужно пересечь бор, заросший ежевичником, шиповником, бояркой, малиной — всякой колючей порослью.
Неподалеку от березы чернела воронка. Мальчик знал, что таких ям здесь много. Они остались с тех пор, когда фашисты рвались в деревню, а наши их не пускали. Сколько тогда всяких интересных штуковин было в лесу! И патроны, и гильзы, и даже ружья.
И чего тут страшного, в этом лесу? Ночью, может, и жутковато, а сейчас день. И нечего бояться...
Тараска подбадривал себя, храбрился, но для большей уверенности решил все-таки чем-нибудь вооружиться. Он обошел несколько воронок, внимательно вглядываясь: не лежит ли где какая железка? За два года воронки оползли, поросли травой, затянулись, как раны, стали мельче. Может, что в них и было, да теперь надо рыться, чтобы найти... Неожиданно нога зацепилась за что-то, торчавшее у края воронки.
Это «что-то» оказалось штыком. Тонким четырехгранным русским штыком от советской винтовки. Он заржавел, покрылся налетом окаменелой грязи, но был все же острым и крепким.
Тараска воткнул штык несколько раз в песок, и хоть штык от этого заметно не посветлел, мальчику все же показалось, что он стал не такой заскорузлый, как был прежде. Сознание того, что был этот штык наш, не немецкий, тоже как-то подбодрило Тараску. Зажав свое оружие в руке, он пошел в глубину зарослей.
Шел и твердил про себя: пусть только кто сунется, пусть только кто сунется... С размаху вогнал он штык в землю. Штык со скрежетом ударился о что-то железное.
Предвкушение новой находки всколыхнуло мальчика. «А вдруг автомат? Или винтовка?»
Но металлическое препятствие было обширным, крупным. Куда бы ни совал свой штык Тараска, он всюду натыкался на этот металлический скрежет.
Неведомый предмет был неглубоко зарыт. Штык входил лишь чуть больше половины в жухлую прошлогоднюю листву и тонкий слой дерна.
Мальчик руками, помогая себе штыком, стал разгребать землю. Лист железа, которым кроют крыши, — даже краска красноватая просвечивала сквозь разрытую ямку, — оказывается преграждал движение Тараскиного оружия вглубь. Но лист не прогибался и не пружинил, когда мальчик стал бить по нему штыком. Похоже, что он лежал на чем-то твердом, а не просто валялся на земле и был присыпан сверху. Это обстоятельство побудило Тараску расширить границы исследования; он решил разгрести верхний слой и посмотреть на чем все же лист лежит.
Пространство, которое Тараске пришлось расчистить, оказалось довольно большим — около метра, наверное. Порядочная куча нагреблась с одной стороны, куда, увлекшись, мальчик толкал прель листьев и земли. И вдруг край листа обнаружился совершенно неожиданно: он упирался в ровную кирпичную кладку, которая приподнималась на несколько сантиметров, четко обозначая границу. Лихорадочно, забыв про усталость, Тараска заработал ручонками, как щенок, нашедший мышиную нору. Он почувствовал, что здесь что-то есть такое, что заинтересует не только его, пацана.