Две кругосветки
Шрифт:
Крузенштерн всерьёз беспокоился о здоровье своих людей. Доктору Эспенбергу было велено произвести поголовный осмотр команды, чтобы выяснить, нет ли на корабле заболевших цингой. Всякому моряку было известно, что эта болезнь, в течение столетий посещавшая корабли дальнего плавания, унесла десятки тысяч матросских жизней. А потому доктор осматривал людей с особым тщанием. Каждому он внимательно заглядывал в рот — ведь от цинги разрыхляются и кровоточат дёсны, и шатаются зубы.
— А у меня зуб качается, — накануне осмотра сообщил Морицу Руся, дотрагиваясь до зуба сначала языком, а потом и пальцами.
— У
— Чего? — Руся безмятежно улыбнулся. — Да не, это же молочный зуб. Просто его время… истекло! — Он снова разинул рот и с увлечением принялся расшатывать зуб то языком, то пальцами.
— Молочный зуб? — удивился Мориц. — Я думал, ты старше! Сколько тебе лет?
— Двести… двенадцать? Не… — Руся возвёл глаза куда-то к небу. — Щас, шкажу, эээ… — забормотал он, не вынимая пальцы изо рта.
Наконец, заключил несколько озадаченно:
— Уже тринадцать, что ли… — похоже, с математикой у него было гораздо хуже, чем с языками.
Мориц нервно заржал.
— Ага! Двести тринадцать! И уже цинга. А ты ещё так молод…
— Постой-ка, — забеспокоился вдруг Раевский, неустанно ковыряясь во рту. Ему внезапно показалось, что этот качающийся зуб у него уже когда-то менялся… — А Эспенберг умеет отличить молочные зубы от постоянных?
— Не думаю, — мрачно ответил Мориц. — А синие пятна у тебя есть?
— Чего?
— Синие пятна на теле — тоже признак цинги.
— Ну, есть конечно, — задрал штанину Руся, показывая громадный синяк на колене. — И вот ещё тут, на боку. — Под рубашкой сверкнули очередные синяки. — Будто у тебя нету!
— Не-а, у меня нету, — покачал головой Мориц. — Всё, каюк тебе, — вздохнул он, — будешь пить еловое пиво… до самой смерти.
— Гадость поди? — скривился Руся.
— Гадость страшная, — подтвердил Мориц, — я пробовал. Но это непродолжительное лечение, — попытался утешить он приятеля.
— Почему? — немедля заинтересовался тот.
— С цингой долго не живут! Или умрёшь…
Раевский икнул.
— …или поправишься, — заключил Мориц.
Он вздохнул и сочувственно положил руку на Русино плечо.
Умел или нет доктор Эспенберг отличать молочные зубы от постоянных, неизвестно, однако капитану Крузенштерну он доложил, что признаков цинги на «Надежде» не обнаружено, и что дёсны у матросов ему показались «даже здоровее и твёрже, чем во время осмотра в Кронштадте». Елового пива, сваренного по рецепту Кука из концентрата еловых шишек, Русе отведать так и не пришлось. К его большому облегчению.
Впрочем, не хуже помогал от цинги лимонный сок и квашеная капуста, которых на «Надежде» заботами Крузенштерна было в достатке.
А через пару дней наконец выглянуло солнышко. Наступил первый тёплый день с той поры, как «Надежда» снялась с якоря у бразильского острова Святой Екатерины.
На шлюпе тут же начались работы, возможные лишь в погожие, солнечные дни.
Парусники взялись чинить старые паруса: ими вполне ещё можно было воспользоваться во время ровных пассатных ветров. С бака полетели весёлые звуки молотка, бьющего по наковальне — это кузнец готовил топоры и ножи для мены с островитянами. Пушки, временно убранные в трюмы, были подняты и поставлены на свои места,
54
Экзерциции (устар.) — упражнения.
Крузенштерн, поочерёдно подставляя впалые щёки выглянувшему солнцу и глядя на рвение матросов, одобрительно посмеивался. Погода хороша, да и беспокойному графу нашлось, наконец, полезное применение.
Заложив руки за спину, сосредоточенно поджав тонкие губы, Крузенштерн стал неспешно прохаживаться по шканцам. Нужно было решать, куда плыть дальше.
Хотелось бы, конечно, поскорее доставить посланника вместе со всем посольством в Японию. Капитан бросил взгляд на Толстого, что-то втолковывающего матросу, усмехнулся. Да, это было бы неплохо…
Он замедлил шаг. Нет, в Японии придётся пробыть минимум полгода. За это время товары Российско-Американской компании, которые нужно как можно скорее доставить в Камчатку, перепортятся окончательно.
А если случится так, что японский император заупрямится и откажет Резанову? Тогда и посольство уедет ни с чем, и товары пропадут. Обе поставленные перед экспедицией задачи не будут выполнены.
Решено! Сначала они отправятся на Камчатку.
Глава 32. Туземная дипломатия
«Надежда» пересекла южный тропик и приближалась к Маркизским островам. Она держала курс к Нукагиве [55] , самом крупному из них. Здесь Крузенштерн предполагал сделать долгожданную остановку на пути в Камчатку.
Вечером 6 мая стали видны неясные очертания острова, почти полностью покрытого туманом. Наутро туман рассеялся. Шлюп приблизился к побережью, и теперь ясно видны были тёмные обрывистые скалы, увенчанные острыми пиками.
Где же они, плодородные долины тихоокеанских островов, воспетые Форстером и Куком? Путешественники, утомлённые более чем трёхмесячным странствием под парусами, мечтали о рощах кокосовых пальм, о хлебных деревьях и бананах.
55
Нукагива — на современных картах Нуку-Хива — крупнейший остров Маркизского архипелага (Французская Полинезия).
Пока не было видно ничего, кроме голых и бесплодных камней. Водопады, переполненные недавними сильными дождями, оживляли пустынный пейзаж. Пенистые струи низвергались с высоты не менее тысячи футов [56] прямо в море.
Впрочем, вид пресной воды, в изобилии льющейся с крутых утёсов, не мог не вызвать ликования даже у самых приземлённых натур: на «Надежде» давно выдавали воду для питья мерою.
На низких камнях у самого берега собрались островитяне, привлечённые любопытством. Крузенштерн послал две лодки — осмотреть берег и гавань.
56
Тысяча футов — без малого триста метров.