Две невесты на одно место
Шрифт:
– Выспался?
– Вполне.
– Значит, на меня тебе плевать! – подвела итог Лиза. – Если у человека нету времени, он не успевает добежать до кровати, не до сна ему, а ты дрых без задних ног, оставив жену босой!
– Мы пока не расписаны, – только и сумел выдавить я из себя.
– Ах, вот оно как! Хорошо! Немедленно приезжай сюда, в эту ужасно тесную, отвратительную берлогу, где я вынуждена из-за тебя коротать дни, – заявила Лиза, – ничего себе, купил мне квартирку!
– Она не твоя, – растерянно брякнул я, – приобрести апартаменты я не могу.
– Еще лучше, – прошипела Лиза, – в общем, кати сюда!
– Через два часа, не раньше.
– Почему?
Сами понимаете, говорить в такой ситуации правду про визит к Николетте опасно.
– Работа держит, – вымолвил я и тут же услыхал очередь коротких гудков – бывшая любовница швырнула трубку.
Но не успел я взяться за руль, как телефон ожил снова. Радость была преждевременной, Лиза не принимала решения прекратить разговор, мобильная связь оборвалась сама собой.
– Алло, – осторожно сказал я.
– Ванечка, – защебетала Вера, – ты любишь макароны с соусом болонез?
– Ну… не слишком.
– А что предпочитаешь?
– Мясо, отбивные котлеты или кусок вырезки, – честно ответил я, – впрочем, на гарнир макароны сойдут.
– Ой, здорово! Уже едешь ко мне?
– Пока нет.
– А почему?
– Работа!
И снова из сотового брызнули фонтаном короткое: ту-ту-ту.
Я воткнул в ухо «хэндс-фри» и приготовился к новым звонкам. Чутье не подвело меня, пока я добирался до Николетты, бедный аппарат успел почти расплавиться от тяжелой работы. Лиза и Вера трезвонили попеременно, обеих дам отличала редкостная настойчивость, если не сказать настырность. Первая безостановочно злилась, восклицая:
– Ты хоть понимаешь, в какие ужасающие, нищенские условия загнал меня?
А вторая сюсюкала:
– Ваняша, перец переносишь? Любишь петрушку?
Поскольку звонки раздавались постоянно, я устал и начал просто отвечать обеим:
– Да, конечно, ты права.
В конце концов Вера воскликнула:
– Ваня! Что значит «ты права»? Я интересуюсь твоим отношением к яблочному пирогу!
– Замечательно, – воскликнул я, потряс головой, услыхал снова мелодичный голосок и быстро добавил: – Это как раз то, чего я хотел!
– Ну ты и хам! – взвизгнула Лиза. – Первый раз с подобным сталкиваюсь! Говорю: иначе уйду от тебя, а ты в ответ: «Это то, чего я хотел!»
– Извини, – промямлил я, – решил, что речь идет о яблочном пироге, который ты собралась приготовить.
– Я?! Яблочный пирог!!! С ума сошел! Решил превратить жену в кухарку? – взвизгнула Лизавета.
У меня заломило виски, я помимо воли отключил телефон. Ей-богу, человек, придумавший сие благо цивилизации, погорячился, без мобильной связи моя жизнь была бы намного спокойней. И вообще, каким образом мои приятели ухитряются заводить при живой жене любовниц? Ну зачем им этот геморрой, а? Это же постоянный стресс, следует помнить, что сказал одной, что наврал другой, держать в уме всякие мелочи типа их гастрономических пристрастий. Ведь не всякую законную супругу, больную, допустим, диабетом, обрадует принесенный домой торт, даже если муж вручит его с нежными поцелуями, с другой стороны, любовница, совершенно здоровая девица, придет в негодование, получив конфеты на ксилите. И что делать бедному парню? Честно заявить: «Простите, бабы, запутался в вас, вот и вышла незадача, в следующий раз буду аккуратным и вручу каждой свое».
Интересно, кто-нибудь из мужиков способен на подобную откровенность? И какого размера мокрое пятно останется от храброго парнишки?
Тяжело вздыхая, я доехал до некогда родного дома и позвонил в домофон. Судя по тому, что никто не спросил: «Кто там?», Ивану Павловичу собираются оказать горячий прием.
Но, как выяснилось чуть позже, мне и в голову не могло прийти, что ждет несчастного господина Подушкина.
Дверь открыла… Кока. Увидав ее худую, облаченную в твидовый костюм фигуру, я безмерно удивился:
– Что случилось?
Кока прищурилась, но ничего не ответила. Я начал расстегивать дубленку, чувствуя, как меня охватывает тревога. Сейчас десять утра, заклятая маменькина подружка никогда не вылезает из кровати раньше двух часов дня, что в общем-то понятно – Кока отчаянная тусовщица и, несмотря на свой преклонный возраст, обожает веселиться до того момента, когда на улицы города выезжают первые трамваи.
– Так что стряслось? – попытался я еще раз прояснить ситуацию.
По-прежнему молча Кока жестом древнегреческой богини указала на плотно закрытую дверь гостиной, я толкнул створку, ступил на темно-красный ковер, тканный руками трудолюбивых женщин Востока, и попятился. Картина, развернувшаяся перед глазами, выглядела воистину впечатляюще.
Глава 23
У окна в глубоком кресле сидела одетая в пронзительно-розовый костюм маменька. Шею Николетты украшало бриллиантовое колье, купленное моим отцом еще при советской власти. Руки, отягощенные перстнями и золотыми браслетами, Николетта сложила на том месте, где у нормальных женщин бывает живот, голова с безупречной укладкой задрана вверх, в ушах покачиваются крупные серьги, губы маменьки сжаты в нитку, в глазах полыхает огонь. Именно так, наверное, выглядел индейский вождь, ступавший на тропу войны: боевая раскраска, самые красивые перья с амулетами и огромное желание растоптать врага.
Мое сердце екнуло, я переместил взгляд на диван и чуть не перекрестился. Чур меня, чур, Николетта сыграла полный сбор.
На кожаных подушках, словно вороны на проводах, восседали Зюка, Люка, Мака и Мисюсь, все в черном, при бриллиантах, изумрудах, сапфирах, рубинах и жемчугах. В воздухе витал удушливый запах французской парфюмерии.
Я невольно сделал глубокий вдох и ощутил в «букете» дамских запахов явную нотку можжевельника – откуда-то веяло дорогим мужским одеколоном. Стараясь не поворачивать головы, я, елико возможно, скосил глаза вправо и окончательно испугался. В самом дальнем углу гостиной, около колченогого комодика, который Николетта выдает за свою фамильную мебель, притаился не кто иной, как Пусик. Милейший старичок выглядит добрым дедушкой, но я-то знаю ему цену. Значит, тут сейчас произойдет нечто экстраординарное, если все участники шабаша покинули уютные постельки и явились к маменьке в столь ранний, абсолютно невозможный для визитов час.
– Садись, Вава, – голосом глашатая протрубила Кока и пальцем с кроваво-красным ногтем указала на круглую табуретку у пианино.
Я, пытаясь сохранить душевное равновесие, умостился на неудобном, жестком сиденье.
– А теперь, – все так же мрачно-торжественно заявила Кока, – изволь объясниться!
– Простите, господа, – улыбнулся я, – не совсем понимаю, что я обязан объяснять?
Николетта подняла к глазам кружевной платочек, а Люка закричала:
– Негодяй, ты убиваешь мать!