Две розы

Гарвуд Джулия

– «Джон Куинси Адам невиновен в смерти моего мужа. Уолтер Эддерли споткнулся и ударился головой о каминную доску. В результате этого удара он скончался на месте».

– Пожалуйста, прочитайте все показания, ваша честь, – попросил Харрисон.

Бернс бросил взгляд на Кола, потом на Адама.

– Вы уверены, что это стоит делать? – спросил он.

– Да.

– Ну хорошо. Вот что здесь говорится: «Я не хочу, чтобы моих сыновей привлекали к ответственности за их поведение, и не собираюсь выдвигать против них никаких обвинений. Роуз обещала мне то же самое, и я знаю, что моя верная подруга сдержит свое слово. Я люблю своих сыновей.

Просто мне бывает страшно, когда гнев затмевает в их душах все хорошее. Они не хотели причинять мне вред, но я отказалась подписать составленную ими бумагу, и они принудили меня к этому. Правда им была не нужна, а я не могла больше выносить побои, потому что, как всегда считал Уолтер Эддерли, я слабая женщина. В результате я подчинилась. Да простит меня Бог за мою ложь».

Публика в зале загудела. Судья Бернс помрачнел. Харрисону показалось, что и большинство присутствующих чувствовали себя не лучше. Макдональд, однако, еще не закончил – он хотел выложить все козыри.

– Кто-нибудь находился в палате, кроме вас и доктора? – спросил он Митчелла.

– Да. Там была мама Роуз, как ее называет Ливония. Она и мне разрешила так к ней обращаться. Мама Роуз сидела на стуле рядом с кроватью Ливонии, держала больную за руку и успокаивала ее.

Харрисон перевел дыхание – ему не хотелось задавать следующий вопрос.

– И как при этом выглядела мама Роуз?

Митчелл покачал головой:

– Она была почти в таком же ужасном состоянии, как и Ливония. Ее лицо опухло, а тело было в синяках. Ее саму надо было класть в больницу, но она хотела быть рядом с Ливонией. Каждый раз, когда Ливония просыпалась, она звала Роуз. При звуках ее голоса она улыбалась и сразу же вновь засыпала.

– Мама Роуз тоже подписала документ, в котором говорится о том, что Адам невиновен?

– Да.

Харрисон вручил судье еще одну бумагу.

– Ливония поправится?

– Врачи не обещают. Ее слишком сильно избили. Вряд ли ее слабый организм справится с этим.

– А мама Роуз?

– Сиделки поставили в палате Ливонии кровать для нее. До полного выздоровления еще далеко, но она получает самый лучший уход.

Харрисон повернулся к Адаму. Казалось, старший брат Мэри Роуз вот-вот вскочит с места. Харрисон подождал, пока Адам посмотрел на него, и медленно кивнул. Старший из Клэйборнов вспомнил, что это условный знак, и тотчас успокоился.

Кол невольно дернулся к пустой кобуре – ему хотелось выхватить револьвер и всадить пулю Лайонелу в сердце. Однако, заметив кивок Харрисона, он тоже быстро взял себя в руки.

– Сообщите жюри присяжных, кто избил Ливонию.

– Лайонел Эддерли.

В зале снова послышался громкий гул. Харрисон, не обращая внимания на шум, повернулся к Лайонелу.

– Каков отец, таков и сын, – произнес он. – Откуда вам известно, Альфред, что это сделал Лайонел?

– Мама Роуз с Ливонией сказали мне об этом, – ответил Митчелл. – На следующий день после того, как Ливонию поместили в больницу, доктор видел ее сына. У меня есть подписанное заявление врача, в котором говорится, что, когда Лайонел наклонился, чтобы поцеловать мать, врач увидел ссадины и кровоподтеки на его кулаках. Врач прямо спросил Лайонела, не он ли избил Ливонию, на что получил ответ, что его это не касается. После этого Лайонел ни разу не появлялся в больнице. Я думаю, что через пару дней он нанял адвоката и отбыл вместе с братом в Монтану.

– Благодарю вас, Альфред. Вы пока свободны. – Харрисон повернулся к присяжным. – Митчелл – живое доказательство того, что на Юге встречаются и честные люди. А теперь я снова попрошу выйти Лайонела Эддерли.

Когда Лайонел выступил вперед, лицо его было красным, как маков цвет. Он выглядел мрачным и рассерженным.

– Вы солгали мне, судье Бернсу и присяжным, Лайонел Эддерли, и сделали это неоднократно. Я дважды спросил вас, не принудили ли вы силой свою мать подписать представленные вами показания, и оба раза вы ответили отрицательно.

– Я ее ни к чему не принуждал. Я только помог ей понять, что она должна сказать правду.

– Каким образом вы ей помогли? Переломав почти все кости? – загремел Харрисон, презрительно покачивая головой. – У меня больше нет вопросов.

Следующим Макдональд вызвал Реджинальда. С младшим братом Харрисон не церемонился. Он задавал вопросы требовательным и напористым, даже угрожающим тоном. Получив от него сведения, которые ему были нужны, он сказал младшему Эддерли все, что о нем думает, и отправил его на место.

Макдональд решил, что пришло время подводить итог.

– Все совершенно ясно, – заговорил он, встав перед присяжными. – Показания двух свидетелей снимают с Адама Клэйборна обвинение в убийстве. Лайонел и Реджинальд Эддерли приехали в наш город и указали на Адама, как на преступника. Они здесь чужаки, но им кажется, что они все знают лучше, чем темная деревенщина вроде нас. Адам же здесь не чужой. Он наш сосед и друг и всегда оказывал помощь страждущим. Он хороший человек, и вы все это знаете. Ему так же, как и вам, было мерзко слышать, как Кэтрин Моррисон называют шлюхой или поносят доброе имя ее матери. Так как же нам быть – подставить другую щеку и сделать вид, что мы не против, чтобы какие-то посторонние совали нос в наши дела? Сегодня здесь, в зале суда, сидят преступники. Посмотрите на них хорошенько, джентльмены. Это Лайонел и Реджинальд Эддерли. Представьте, что они сделали со своей матерью, и подумайте о своих матерях. Мы все будем молиться, чтобы Ливония выжила, но боюсь, ей это не удастся. Пока она жива, она не будет предъявлять обвинений, но врач намерен сообщить обо всем властям, если она умрет. Сделайте же то, что должны сделать. Пусть справедливость, наша справедливость, восторжествует. Благодарю вас.

Судья Бернс толком не знал, как ему надлежит поступить теперь с жюри. Он решил, что лучшим выходом будет отправить присяжных на совещание в кладовую.

– Возьмите стулья и идите туда, – распорядился он. – Мы все будем ждать здесь столько времени, сколько вам понадобится для принятия решения. Раньше чем через час я никого отсюда не выпущу.

В полном молчании присяжные удалились из зала. Макдональд от души надеялся, что они раздумывают над всеми теми фактами, которые он им представил.

Главной движущей силой, однако, должны были стать эмоции. Ненависть сильнее самых очевидных улик. Для человека, обуреваемого ненавистью, истина не имеет значения, главное для него – осудить врага.

Подготовленный и разыгранный им самим спектакль был отвратителен, но тем не менее Харрисон знал, что присяжным и зрителям в зале нужен жупел, и он им его предоставил. Раздув пламя ненависти к братьям Эддерли, он тем самым обезопасил Адама. Макдональд опустился на стул и повернулся к жене. Он так нуждался в ее поддержке и понимании – ведь в душе он испытывал такой страх и неуверенность, что едва мог говорить.