Две столицы
Шрифт:
Рейс до Мурманска и обратно ровнялся четырём суткам. Как всякому живому человеку мне нужен был сон, но он у меня был чутким. С "младых ногтей" я знал, что такое "чуткий сон" откуда, и как он появляется. Стук вагонных колёс, да и всякие другие звуки, испускаемые вагоном при движении когда ты возвращаешься из столицы с мешками продуктов — это одни звуки, а когда ты в поезде главный в ответе за его электротехническое состояние — это совсем другое. Очень быстро привык к звукам, что исходили от движущегося поезда. Что тут особенного? Стук колёс на рельсовых стыках — что метроном: длинные паузы между стуками — тихо идём, внимание! стали чаще слышны "тук-тук — тук-тук" — ход добавился. Всё хорошо, но почему состав менял ход? И почему остановился? Меня это как-то
— Не касается! Это бригадирская забота, это не твоё дело. Пусть он и переживает! У тебя всё нормально, спи себе!
— Да, но если я назвался ПЭМом, то нужно быть им, мать моя!
И каким нужно быть дураком, чтобы, имея отдельное купе с тремя свободными местами не воспользоваться ими во благо себе! Ты Твоё купе неподвластно проверкам любых ревизоров, ты можешь брать "зайцев" за половину стоимости билета! Каким нужно быть дураком, чтобы "позорить звание ПЭМа" в ресторане? ПЭМ в поездном ресторане, где холодильники на электричестве — уважаемый человек и любое блюдо, на какое упадёт его ненасытный взор, тут же ему и приносят. А этот? Тихим голосом мямлит третьему, или пятому в ресторанной иерархии, работнику:
— Дайте что-нибудь пожевать… — позор! Столичные нищие так себя не ведут, а тут классный специалист, второе лицо в поезде стоит полусогнутый и просит жалкую подачку! Или у него "не все дома"!? Или он блаженный? "дайте что-нибудь пожевать…" Вот такие работники и портят "стальные магистрали страны!" Из-за таких дураков и остальные не в почёте! И только один проводник, бывший моряк, когда-то много пивший, но одумавшийся под воздействием супруги, что в паре с ним работала в нашем поезде, спросил меня:
— Ты, что, колёса пришёл сюда обсерать?! — этот вопрос был задан в первую свою поездку на Мурманск — Сколько водки взял?
— Как? Зачем водки? — я опешил.
— Ты чего? Полный дурак, или немного не хватает? — и "флотский" проводник покрутил пальцем у своего виска. Прелесть такого нашего жеста в том, пальцем в случаях определения умственных способностей крутят у виска не у того, в ком сомневаются, а такое делает сам сомневающийся. И то хорошо: я ожидал, что с таким жестом он полезет к моей голове.
Перед тем, как доверить рейс на Мурманск, я две недели проходил что-то вроде стажировки на Николаевке. Да, в столице, есть такой парк. "Отстойник" И там обратил внимание, что очень много вагонных ремонтников, или почти все, работают в морской форме. Ну и что? Мало ли чего! Возможно, что они в прошлом на флоте служили, вот теперь и донашивают форменки, флотские брюки и всё остальное.
Я удачно попал на свой первый рейс: началась демобилизация "служивых" Северного флота. То, что я увидел, когда в Мурманске состав подали под посадку, ещё ни в одном фильме и никому не удавалось поставить: уже полупьяная орда молодой и отслужившей свой срок матросни, садилась в вагоны без обычного и принятого в таких случаях предъявления проездных документов. Опытные проводницы и не пытались с них требовать "проездных документов", они по прошлым "дембелям" знали, что все они с билетами и всякие для них "ваш билет!" — лишнее.
После загрузки в вагоны и "отчаливания", возлияния продолжались, и затем плавно переходили в оргии. Возможно, что те пьянки "служивых", что творились в вагонах, "оргиями" называть нельзя, не "тянут" они на "оргии", не могут они так называться без участия женщин! Молодые проводницы бросали свои вагоны и прятались в других, где "защитники морских рубежей" не было:
"…ах, море, море волна под облака!"
Для умных проводников наступал момент обогащения: освободившиеся от службы "защитники отечества" платили в вагоне пятикратную стоимость бутылки водки. Наступало время "рвать ноздри" пьяному советскому военмору! Обогащайся! Пьяный соотечественник — дурак: он будет пить до полного израсходования "боекомплекта":
— "Вра-а-а-гу не сда-а-а-ётся наш го-о-о-рдый Ва-а-ря-а-а-аг…" — с "Варягом" он дела не имел, но это не существенный момент.
Тогда поразился такому: старые, "предпенсионные" проводницы не боялись пьяной матросни, и довольно-таки жестко ими руководили, а молодые проводницы убегали прятаться. Возникает интересный вопрос: как, с помощью каких "устройств и приборов" молодые проводницы, с точностью до секунды знали, когда нужно было покидать вверенный им "корабль"-вагон!? Пожалуй, ни один из тех, кого они перевозили, не мог бы сказать, когда нужно было покидать родной корабль, буде случится с ним какое бедствие, а вот проводницы — знали! Вывод: пора на службу во флоте брать женщин! Нюх на бедствия у них лучше!
Проходить иным гражданам через "боевые единицы" с названием "вагон" было рискованно. Нет, служивые не проявляли агрессии к проходящему, мордобоев и прочих "шумов" не было, "военморы" были дружелюбны, но их дружелюбие далее желания напоить проходящего пассажира до такого же состояния, как и сами, не распространялось.
По долгу службы мне нужно было следить за вверенными вагонами, будь они оккупированы кем угодно. Формы у меня ещё не было, но чтобы как-то показать свою принадлежность к обслуживающему персоналу поезда, я напяливал фуражку того проводника, что интересовался количество взятых мною в рейс емкостей с алкоголем. Каждая "кают-компания" приглашает:
— Командир, выпей с нами!
— Ребята, спасибо, но не могу! У меня "торпеда" — и показывал пальцем на место в правой ягодице, где не было никакой "торпеды" Спасибо всё тому же флотскому проводнику, что никак не мог выяснить, для чего я всё же пришёл работать на транспорт. Это он подарил знание о "торпеде":
— А-а, понятно! — когда я отказался от выпивки с ним — "Торпеда" — святое, её уважать нужно.
"Торпеда" — это "ультиматум в заднице" В те времена алкаши, кои решались под страшным нажимом со стороны родичей избавиться от порока, соглашались на вшивание в ягодичную мышцу некоего устройства в виде спирали. Спираль, растворяясь в мышце, выделяла в организм химикат, от которого у вчерашнего "захлебухи" вырабатывалось в организме, по заблуждениям медиков и родни, стойкое отвращение к спиртному. Если такой "лечащий" решался на "несанкционированный приём алкоголя", то у него были все сто процентов "отбросить копыта". Поэтому с родственников брали подписку о том, что если вдруг "лечащийся" нарушит запрет, "приложится к чаше" и в итоге "отбросит коньки" — претензий к медицине они предъявлять не будут. Разумно: подписку брали не с самого пациента, а с его родичей. Гражданские алкаши вшиваемый в зад препарат называли "спиралью", но "морфлоты" никак не хотели становиться на "одну доску" с цивильными и поэтому лечащему устройству в ягодицах дали название соответствующее их роду занятия: "торпеда". Таких "торпедированных" "на плаву" удерживал только страх смерти. Какое название у спирали было в других родах войск — этого я не выяснил.
Итак, перечислю пункты, за которые ваш покорный слуга иногда трусливо прятался от доброты всех видов:
а) импотенция,
б) "торпеда"
в) и запасное определение из той же серии: "недержание мочи после второго стакана".
Сегодня мучает вопрос: а если бы не был трусом и не придумывал себе ограничения в моменты излияния на меня чужой доброты? Где бы и от чего сегодня лечился? Как хорошо, что сегодня нет нужды прятаться за перечисленные пункты!
Наполненные "посталкогольной" дурью, доблестные "военморы" вываливаясь в столице из вагона, за "опохмелку" снимали с себя всё! А кто им мог помочь в столь трагические минуты? Только работники вагонного парка. Как всё оказалось просто! Когда всё стало ясным, то на меня с чего-то навалилась такая грусть, что "ни в сказке сказать, ни пером описать"! Не мог всё столичное принять, не мог жить так, как столичные жители. Оно, конечно, если бы с юности своей оказался на проживании в столице, то к своим сорока пяти годам успел бы опаскудиться капитально. Но поскольку вырос в губернском городе, то соотношения "гнусного" и "хорошего" в сознании были иные. Не смог бы я снять с одуревшего матроса его форменку за бутылку водки: ведь на улице холодно! Как он будет добираться домой!? Полуголый!?