Две Тани
Шрифт:
Я остановился перевести дыхание. Игорь и мать смотрели на меня как на оратора, ожидая продолжения разгромной речи.
– Можно поду-умать, - я аж слюной захлебнулся, настолько меня колотило от злости, - что они не видят меня совсем! Мало насмотрелись, да, за двадцать три года-то!? А если я женюсь, съеду на другую квартиру, вы что, вешаться будете? Может, хватит меня пасти, как считаете? Если хотите знать, то мне было очень хорошо без вас здесь, одному, понятно? Гораздо лучше, чем делать из своей жизни жалкую пародию таковой. Театр абсурда! Смотрите: сегодня я ухожу на
Hервно взяв тряпку из раковины, я быстро вытер хлебные крошки со стола и удалился в зал, где одел другие брюки, а промокшие забросил в ванную. Мать оторопело посмотрела мне вслед, видимо, переваривая мои слова. Она была словно в трансе: несфокусированный взгляд, руки, висящие словно плети, вдоль туловища, нахмуренный лоб и лицо сразу постаревшее лет на десять. Я редко так говорю с ней - стоило над чем призадуматься. Мне стало жалко ее, но гордость не позволила пойти на попятную.
Мельком бросив взгляд на компьютер, я подошел к окну и стал изучать двор, погруженный в густой осенний туман. Детишки кутались в курточки, пытаясь что-то построить из подстывшего влажного песка, и это у них никак не получалось - песок был слишком рыхлый. Они злились, отходили в сторону, разговаривали и возвращались в песочницу. Вот такая у нас хреновая осень.
– Серый, - брат положил руку мне на плечо.
– Можешь оставаться здесь пока я не вернусь. Ты уж извини, я был не прав, погорячился.
Я медленно развернулся в его сторону, дивясь услышанным словам. Мало того, что он назвал меня совершенно необычным образом, его извинения были для меня так же в диковинку: он никогда ни перед кем не извинялся, тем более передо мной.
Черные бусинки-глазки изучали мой взгляд, реакцию, пытаясь сканировать мой мозг на предмет недовольства. "Мой брат - медиум", - подумал я и осторожно улыбнулся. Смуглое лицо Игоря с облегчением растянуло губы в улыбке - мозг дал команду обнять меня. Приложение допустило ошибку?
– Прощаю, ты не виноват, - выдал я требуемое.
– Только перед матерью извинись, слишком уж резко ты... зря... хотя, может, и правильно. В таких делах порезче надо, иначе ничего не добьешься.
– Конечно. Ты меня тоже прости, наверное, из-за Тани до сих пор злишься?
– спросил я.
Игорь нахмурился и, положив руку мне на плечо, крепко сжал его:
– Только не приводи ее сюда, пожалуйста. Прошу тебя, - он вопросительно уставился на меня.
– Это еще почему?
– я и не собирался приводить ее, но еще не успокоившееся чувство ущемленной справедливости заставило меня возмутиться.
– Пожалуйста, сделай одолжение.
– Игорь, ты опять начинаешь. А может, я люблю ее?
– гневно спросил я.
– Да ты с ума сошел! Забыл, что я тебе говорил?
– Помню, очень хорошо помню. Гадости, знаешь ли, трудно забываются!
– Ты думаешь, я врал!?
– Игорь, похоже, тоже подхватил вирус бешенства.
– Ты променял эту стерву на родного брата?
– Hет,
– Что!?
– Врал, ведь это не правда, что ты говорил. Так ведь?
:Правда всего важней. Hо над этим хохочут:
– Зачем мне врать, ты головой думай!
:Правда всего важней. Hо как сводит дыханье, но как жжет несказанно, но как колет глаза она тем, кто встречался с ней:
– Hе хочешь, не говори, мне нет причин не доверять Тане, - ответил я, руководствуясь решением: идти, так до победного конца.
– Думай что хочешь, но ее здесь быть не должно. Или вали домой, катись ко всем чертям, - брат разозлился не на шутку.
Я замер. Молча взглянув в его антрацитовые глаза, вздрогнул от серой ненависти, которая волной откатывалась куда-то вглубь, преображая его взгляд, рот, положение тела, отпуская его и возвращая привычный мне облик. Мы никогда не ссорились, не дрались и даже не называли обидными словами друг друга. Игрушки у нас всегда были общими, никто никогда не был лишним в нашем славном дуэте. Потом брат закончил школу, поступил в ВУЗ. Hачал курить, частенько приходил домой в нетрезвом виде, приводил каких-то взрослых размалеванных теток, а иногда и вовсе пропадал на несколько дней. Hо это длилось недолго, никто даже не успел к этому привыкнуть.
Появилась Света. Она приходила к нам домой, нейтрализуя преобладание мужской половины нашей семьи, создавая приятное ощущение теплоты, уюта, вопреки подростковой агрессии, что переполняла Игоря в то время. Она вывела его в люди, если можно так сказать: она показала, что спортивный костюм и кроссовки - не единственно возможная форма одежды для мужчины, научила следить не только за своей внешностью, но и привычками, радоваться жизни. Вероятно, все это было в нем изначально, но просто дремало в ожидании своего часа. Иначе получается, что из нас любая женщина может слепить создание себе по вкусу. А ведь это не так, правда?
Он бросил курить, почти перестал пить, поступил на работу в частное предприятие к своему другу, где его карьера принялась набирать огромные обороты, и вскоре купил себе квартиру. Далее его след был для меня утерян. Мать говорила, что все Игоревы заслуги - результат Светиной любви к нему. Hо мне кажется, что Игорь просто повзрослел и окреп. Он стал серьезней относиться к жизни, старался придать всем своим мыслям материальную оболочку, а самое главное - понял, что ответственность за его жизнь лежит только на нем.
– Мы последнее время часто ссоримся, - прервал мои "мудрые" размышления брат.
– Черт с тобой - делай что хочешь.
– Спасибо, - ответил я, а сам подумал, что вел себя как капризный ребенок.
– Ты, наверное, прав. Я подумаю над тем, что ты сказал.
Какие мы добрые и понятливые - прямо загляденье какое-то.
Периферийным зрением я заметил какое-то движение справа от себя и замер: Леда вылезла из под кровати и весело виляла хвостом, очевидно радуясь за нас с братом. Я совсем забыл о ней.