Двенадцать часов тьмы (Врата Анубиса - 2)

Пауэрс Тим

– Башмаки повернулись к нам, - зазвенел третий голос, заглушая треск пламени.
– Мне кажется, они принадлежат нашему невидимому чародею.

Ромени облизнул пересохшие губы; его всегда раздражало то, что духи не могут его видеть.

– Эти башмаки и впрямь принадлежат вашему чародею, - холодно сказал он.

– Я слышу собачий лай, - заявил один из огненных великанов.
– Ах, так, значит, собака?
– рассердился Ромени.
– Ну что ж, отлично. Собака не сможет показать вам ту замечательную игрушку, что скрыта за моей спиной, верно?

– У тебя есть игрушка? А что

она делает?

– Какой смысл спрашивать собаку?
– огрызнулся Ромени.

Несколько секунд огненные фигуры молча размахивали руками, потом одна из них произнесла:

– Мы просим прощения, господин чародей. Покажи нам игрушку.

– Я покажу ее вам, - сказал Ромени, поворачиваясь на своих пружинах к прикрытой покрывалом игрушке, - но не включу ее до тех пор, пока вы не пообещаете выполнить мою просьбу.
– Он сдернул покрывало и перевел дух при виде свечей, горевших, как и положено, за окнами миниатюрных домов.
– Как видите, - продолжал он, надеясь, что механизм сработает, а яги выполнят данное ими слово, - перед вами баварская деревня. Когда игрушка работает, все эти человечки ходят, а эти сани едут, запряженные этими лошадьми, - обратите внимание: их ноги действительно сгибаются! А эти девушки танцуют под... гм... бодрящие звуки аккордеона.

Огненные столбы склонились над ним, словно от порыва ветра, и их силуэты утратили схожесть с людскими - верный признак того, что они возбуждены.

– В-включи-и-и ее!
– заикаюсь, взмолился один из них.

Доктор Ромени осторожно дотронулся до выключателя.

– Я дам вам посмотреть всего одну секунду, - объявил он.
– Потом мы обсудим то, что мне нужно от вас.
– Он повернул рычажок.

Машина как бы вздохнула, потом заиграла веселая музыка, и крошечные фигурки задвигались - зашагали, закружились в танце. Он выключил ее и беспокойно оглянулся на ягов. Теперь это были просто столбы бешеного огня, языки которого то и дело вырывались во все стороны.

– Иааах!
– ревели они.
– Иааах! Иаааааах!

– Она выключена!
– крикнул Ромени.
– Видите, она выключена, она остановилась! Хотите, чтобы я включил ее снова?

Огненные языки несколько угомонились и снова обрели человеческие очертания.

– Включи ее снова!
– попросил один.

– Включу, - ответил доктор Ромени, вытирая лоб рукавом, - но не раньше, чем вы выполните то, о чем я вас попрошу.

– Чего ты хочешь?

– Я хочу, чтобы вы появились завтра ночью в Лондоне - костры с бренди и кровью будут вам маяками, - и тогда я хочу, чтобы вы вспомнили эту игрушку и представили себе, каково это будет, когда вы сможете любоваться на нее столько, сколько пожелаете.

– Лондон? Ты уже просил нас об этом.

– Тогда, в 1666-м? Да, - кивнул Ромени.
– Но это не я тогда просил вас об этой услуге. Это был Аменофис Фике...

– Это была пара башмаков. Какая нам разница?

– Я думаю, это не так важно, - пробормотал доктор Ромени, чувствуя смертельную усталость.
– Но это должно произойти завтра ночью, ясно? Если вы спутаете время или место, вы не получите этой игрушки, вы даже не увидите ее больше никогда.

Огни беспокойно заколыхались - как правило, яги не отличались особой пунктуальностью.

– Н-никогда б-больше?
– переспросил один голосом наполовину просительным, наполовину угрожающим.

– Никогда, - заверил Ромени.

– Мы хотим, чтобы игрушку включили.

– Отлично. Тогда следите за сигнальными кострами, ступайте и оживите их. Я хочу, чтобы вы постарались.

– Мы уж постараемся на славу, - самодовольно откликнулся яг. Ромени повел плечами, снимая напряжение, - самое тяжелое позади. Теперь оставалось ждать только, пока яги уйдут и огонь превратится в обычный костер. Кругом все тихо и только треск огня, редкие хлопки взрывающихся головешек, да изредка, когда ветер задувал с севера, - далекое бормотание древесных лягушек.

И вдруг откуда-то из темноты крик:

– Где ты прячешься, Ромени, или как тебя там? Выходи, сукин сын, если только твое чародейство не превратило тебя в трусливого евнуха!

– Иа-а-ах!
– взвыл один из ягов, мгновенно вспыхнув и утратив человеческий облик.
– Башмаки - трусливый евнух!
– Из столба вырвался с ревом, похожим на хохот, длинный язык пламени.

– Хо-хо!
– завопил другой, - Молодой и кудрявый хочет укокошить нашего господина! Слышите, как он зол?

– Может, он включит нам игрушку?
– предположил третий и от возбуждения превратился в бесформенный клубок.

Доктор Ромени в панике пытался срочно что-то придумать, иначе из-за этого буяна яги вот-вот выйдут из-под контроля - окончательно и бесповоротно.

– Ричард!
– крикнул он.
– Уилбур! Черт бы вас побрал, поймайте этого, кто там орет на южном конце лагеря - и заткните ему пасть!

– Аво, руа, - вяло отозвался из темноты старый цыган.

– Если вы все сейчас успокоитесь, - заорал Ромени ягам, протягивавшим во все стороны огненные псевдоподии, - я включу игрушку еще раз!
– Ромени был здорово напуган, но еще больше зол - зол не столько на само наглое вторжение, сколько на то, что яги почему-то видели смутьяна и даже отчасти читали его мысли.

– Подождите-ка, - крикнул один огненный столб другим.
– Башмаки хочет снова включить игрушку!
– Огненные сгустки медленно и неохотно восстановили человеческие очертания.

С края лагеря больше не доносились крики, и Ромени чуть перевел дух; голова его - как всегда, когда опасность уже позади, - казалась легкой-легкой. Поворачиваясь к "Village Bavarois", он уже почти полностью овладел собой.

Ричард подоспел в тот самый момент, когда Ромени собирался поворачивать выключатель. Старый цыган в страхе скалил зубы на пляшущих ягов, но подошел к доктору Ромени и зашептал ему на ухо:

– Этот ч-человек, что кричать, руа, - это есть твой джорджо лорд, он рано вернуться домой.

Ромени вздрогнул, и его уверенность исчезла, как непросохшие чернила с листа под струей воды.

– Байрон?
– прошептал он, не в силах поверить в поражение.

– Аво, Байрон, - торопливо прошептал Ричард.
– Теперь на нем другой одежда, и чемоданчик с два пистолеты, Он хотеть стреляться с тобой, руа, но мы его связать.
– Цыган поклонился и поспешно ретировался в темноту.