Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
Он извлек из колчана четыре стрелы и вставил одну в лук. Остальные стрелы госпитальер зажал в той же руке, что и лук, как делали татары.
– У нас нет оружия, – робко сказал Юсти.
– Будь у вас оружие, вы стали бы сражаться, и вас бы убили.
– Я хороший лучник, – снова напомнил ему гугенот. – Дома, в Польше, я охотился на зайца, оленя, медведя…
– Ваше оружие – мозги и ноги.
Тангейзер пошел вперед сквозь метель из сожженной бумаги, держа заряженный лук у бедра, прищурив глаза от дыма и отвернувшись, чтобы запах обгоревшей плоти не бил ему в нос. Ему был знаком этот запах, от которого рот всегда наполнялся слюной: теперь, на голодный желудок, он ощущался еще острее, и к горлу подступала тошнота – а это уже было лишним. Сожженный мужчина, скорее всего, был Даниелем Маланом. Он не первый, кого иоаннит видел сгоревшим на костре из собственных книг. Некоторым это представлялось забавной шуткой. Так встретил свою смерть и Петрус Грубениус. А теперь перед Матиасом был другой сгоревший человек – он лежал ничком, и его тело обуглилось лишь наполовину. Руки у него были связаны за спиной и прикручены к лодыжкам. Почерневшая кожа на спине и бедрах вздулась и потрескалась, и струйки расплавленного жира с шипением лились на горящую бумагу.
Подавив тошноту, госпитальер поспешно прошел мимо.
Два ополченца обсуждали конструкцию ружья, но поскольку рычаг замка был отведен назад, оружие не представляло опасности. Тангейзер слышал плач и крики, в том числе женские, но теперь эти звуки стали такими привычными, что никто не обращал на них внимания. За домом Малана на той же стороне улицы виднелись распахнутые двери других домов, три или четыре. У стен рядом с каждой дверью стояло громоздкое оружие – пики, алебарды, – которым неудобно было орудовать в помещении.
У некоторых лезвия и древко были испачканы сажей. Вероятно, ими заталкивали Малана обратно в костер, когда он пытался уползти.
Всего иоаннит насчитал около двадцати пик и алебард.
Заметив шагающего к ним сквозь дым Тангейзера, ополченцы подняли головы.
– Боже, храни его величество! – сказал им Матиас. – Где капитан Гарнье?
– Гарнье? – переспросил тот из мужчин, что держал ружье. – Не знаю, сударь. Он не наш капитан.
– Это печатник? – спросил рыцарь, и прозвучавшее в его голосе отвращение было неверно интерпретировано.
– Он самый. Ублюдок. Нас вовремя предупредили о нем, – отозвался другой ополченец.
Госпитальер решил не реагировать на эти слова.
– А его дочери? – спросил он.
– Дочери, сударь? – ополченец с ружьем посмотрел на своего товарища. – У него есть дочери?
– Они это скрыли, хитрые щенки, – сказал его напарник.
– Ружью нужен ключ, чтобы завести замок, – как в часах, – объяснил тем временем иоаннит.
– Я же тебе говорил, – усмехнулся второй ополченец.
– Обычно ключ хранят под пластиной приклада. Давай покажу, – предложил Матиас.
Он приблизился к убийцам с улыбкой на лице и, выхватив кинжал правой рукой, ударил в грудь того, кто держал ружье. Лезвие вспороло сердце жертвы, и Тангейзер, оттолкнув первого ополченца, снова взмахнул кинжалом, целясь в горло второго. У того оказалась быстрая реакция, и он отделался разрезанной до кости рукой, после чего пустился бежать.
Мальтийский рыцарь воткнул кинжал в грудь трупа, натянул лук и с расстояния пяти шагов послал стрелу в зад убегавшего. Стрела вошла ему в правую ягодицу и, пробив таз и мочевой пузырь, вышла через пах. Когда раненый упал, госпитальер схватил кинжал, бегом преодолел разделявшее их расстояние и прыгнул ему на спину. Клинок вошел в основание шеи, перерубив сосуды и верхнюю часть трахеи. Тангейзер выдернул кинжал и вложил его в ножны, не вытирая.
Потом он выпрямился, оглядывая два трупа и дымящийся костер.
Все было тихо – похоже, его никто не видел. Рыцарь уперся ногой в ягодицу мертвеца, из которой торчала стрела, и резким движением обломил древко. Половинку древка с перьями и красно-зеленой меткой Тангейзер бросил в костер. Потом он вставил в лук новую стрелу. Фроже не обманул его. Подняв ружье, Матиас закинул его за спину. С фасада мастерской Даниеля Малана были сбиты ставни. Иоаннит заглянул внутрь. В помещении никого не было, книжные полки были опустошены и сорваны со стен, а витрины перевернуты.
Тангейзер заглянул внутрь. Коридор тоже был пуст. Схватив первого убитого ополченца за воротник камзола, рыцарь втащил его в дом и бросил на пол. Потом он прислушался. Из глубины дома доносились какие-то невнятные звуки. Сверху, с лестницы, которая начиналась в середине коридора, слева, тоже послышалась приглушенная возня. Дом был глубиной в одну комнату. Впереди виднелись три открытые двери, две по правую сторону коридора, со стороны фасада, а последняя в торце. За третьей дверью горел свет – лампа или свеча. Слева, под лестницей, виднелась закрытая дверь, ведущая, по всей видимости, в подвал.
Госпитальер затащил в дом второй труп, взял короткую пику и закрыл входную дверь. Замок и верхний засов были вырваны из косяка. Воткнув пику в пол, Матиас упер древко в железную коробку сломанного замка.
Потом он пошел по коридору первого этажа. В доме пахло чернилами, терпентином и металлом. Заглянув в первую дверь, Тангейзер убедился, что за ней находится помещение, которое он видел снаружи. У второй двери он остановился, прислушался и, ничего не услышав, вошел. Никого. На полу были рассыпаны маленькие прямоугольники типографского шрифта, рамки, инструменты и ручные пресс-формы. Рядом с бочкой воды висел на крючке кожаный фартук, весь в чернильных пятнах. Матиас снял его и надел через голову. Фартук едва доходил ему до бедер, но закрывал мальтийский крест на груди. Осталась последняя комната.
Не доходя до двери, он остановился. Послышалось кряхтение, словно кто-то поднимал тяжелый предмет. Иоанниту вспомнилась поговорка о том, что там, где собираются трое мужчин, найдется по крайней мере один Жан.
– Эй! Жан здесь? – крикнул он в сторону последней двери.
– Оба Жана наверху, – последовал ответ.
Тангейзер переступил порог, поднял лук и прицелился в молодого человека, стоявшего на четвереньках в дальнем конце комнаты, спиной к двери. Этот мужчина сворачивал ковер, который лежал на полу перед письменным столом. На железной подставке горели две свечи. Вся комната была забита разными принадлежностями, необходимыми в печатном ремесле. Черного хода не было – мастерская Малана примыкала к задней стене дома на соседней улице.
Матиас опустил лук, вытащил кинжал и приблизился к замершему на четвереньках грабителю.
– Кто еще там, наверху? Сколько вас всего? – спросил он.
– Откуда мне знать, если я тут? – Мужчина оглянулся. Как и многие ополченцы, это был парень лет двадцати. – Постойте, а кто вы такой?
Тангейзер улыбнулся:
– Это правда, что наверху две девчонки?
– Да, так нам сказали. Кто вы?
Парень привстал на одно колено, и рыцарь одним взмахом руки перерезал ему горло, от одного плеча до другого. Тот успел выставить руку, и на пол упал отрезанный палец. Из раны хлынула кровь, и юноша рухнул прямо в ярко-красную лужу. Тангейзер вытащил дергающееся в конвульсиях тело из комнаты – перерезанное горло произведет впечатление на всякого, кто сунется в коридор. Переступив через два первых трупа, он выколол каждому глаза.