Двенадцать ворот Бухары
Шрифт:
Ходжа Хасанбек ничего не понял или не хотел понять. Не слушая жену, он пошел в комнату Оим Шо, но там никого не было.
— Где Хамрохон? — взревел он.
— Нет ее, — сказала его сестра, войдя вслед за ним в комнату. — Мы стояли у ворот, смотрели на демонстрацию, вернулись, а ее и след простыл. Мы туда-сюда, всюду искали — исчезла женщина. Потом на подушке нашли вот это письмо.
Ходжа Хасанбек взял бумагу, пробежал глазами. Рукой Оим Шо было написано: «Не ищите меня, вам меня не найти. Саади правильно сказал, что с молодой женщиной
— Не говорил я вам разве, чтобы следили за ней?! — заорал он на женщин. — Что мне теперь делать? Как людям в глаза посмотрю?
Женщины хотели что-то сказать, оправдаться, но он, не слушая, ударил обеих, выгнал из комнаты, бросился на кровать и погрузился в раздумье. «Да, — говорил он себе, — так оно и должно было кончиться… Нехорошо вышло, всем моим надеждам конец! Что же мне делать? Надо найти ее во что бы то ни стало, попробовать уговорить ласково или припугнуть, укротить и вернуть обратно. Куда она могла пойти? Конечно, домой, к матери! Мать, конечно, знает, где она… Я сам пойду к ней, нельзя никому доверить это дело!»
Он позвал женщин.
— Вы кому-нибудь говорили об этом?
— Кому же говорить? — сказала жена. — Мы ждали вашего прихода…
— Ну и ладно, — сказал Ходжа Хасанбек. — Проглотите язык! Никому не заикайтесь: ни родным, ни чужим! Если кто спросит про нее, скажите — ушла к матери, мать у нее заболела…
Ходжа Хасанбек сел в фаэтон и поехал к матери Оим Шо. Ворота были заперты на цепочку. После долгого стука вышла Анбари Ашк, открыла ворота, поздоровалась приветливо, назвала его дорогим зятем и предложила войти. Ходжа Хасанбек вошел во двор, поздоровался с тещей, вышедшей ему навстречу, спросил:
— Где Хамрохон?
— Хамрохон? Она же была у вас в доме!
Ходжа Хасанбек понял, что старуха знает об исчезновении дочери и очень волнуется.
— Она убежала и без моего разрешения пришла сюда, — сказал он, грозно нахмурив брови. — Сейчас же найдите ее и верните мне!
— Убежала?! — вскричала старуха. — Моя дочь не беглянка! Ты сам что-то сделал с ней и теперь, испугавшись, пришел сюда!
— Оставь свои увертки! — с угрозой сказал Ходжа Хасанбек.— Хамро сюда убежала. Мне сказали, что ее видели здесь. Сейчас же позови ее!
— Хамро не была здесь, клянусь богом! Если она и убежала, то из-за тебя, ты отвечаешь за нее и должен ее найти!
— Я весь дом переверну вверх дном, а тебя в тюрьму засажу… Я… Тетушка Анбар, которая до тех пор молчала и слушала, не могла сдержаться.
— Что? Что ты говоришь, старый пес, нечестивец! — закричала она. — Кому ты грозишь? Немощной беззащитной старухе? Иди и пугай своих собутыльников, они это вынесут.
— А ты кто такая?
— А ты?! Да будь ты хоть самим эмиром Алимханом, не испугаешь нас!
Теперь не те времена! Вот сейчас пойду к Мирзо Муиддину, к самому Файзулле Ходжаеву, и не будь я Анбари Ашк, если не выскажу им и всем твоим джадидам, что о тебе думаю, не опозорю тебя перед ними! Ты еще меня не знаешь! Я твои усы по волоску вырву!
Ходжа Хасанбек будто упал с минарета. Однако сразу опомнился и сказал:
— Довольно, довольно, хватит! Что ты раскричалась, что вопишь?
— Что же, позволить тебе грозить слабым женщинам, запугивать их? Позволить тебе забрать Оим Шо, которую ты замучил?
— Не твое дело!
— Не мое дело! В таком случае я сейчас же пойду в милицию и все-все расскажу по порядку! Где моя паранджа? — Тетушка Анбар засуетилась.
— Постой, бестолковая! — сказал, понизив тон, Хасанбек. — Если действительно Хамрохон тут нет, тогда ее надо найти.
— Надо найти! — с насмешкой сказала тетушка Анбар. — Терять не надо было! Бедной женщине жизнь с тобой так опротивела, что она предпочла бежать без оглядки! Не лучше ли тебе тишком-молчком поскорее убраться отсюда и больше не вспоминать о ней, а не то навек будешь опозорен!
Ходжа Хасанбек постоял немного, подумал и, махнув рукой, вышел, ничего не сказав больше. Тетушка Анбар пустила ему вслед ругательство, какого хватило бы на четверых, и, обратясь к старухе, сказала:
— Вот как надо расправляться с такими мужчинами!
— А если он пришлет людей и посадит в тюрьму? — спросила старуха, все еще дрожавшая от страха
— Ничего он не сделает! — уверенно сказала тетушка Анбар. — Он сам тоже боится, дрожит за свой чин, за свою голову. Если я пойду и пожалуюсь на него, ведь ему срам будет.
— Пусть бог пошлет вам долгую жизнь, пусть исполнятся все ваши желания, дорогая тетушка!
— Но все-таки я не могу оставить вас одну в этом доме. Пока не утихомирится этот господин, пока не утихнет скандал, лучше вам с Хамрохон побыть в клубе.
— А что будет с домом?
— Дом волк не съест. Двери в комнату и в прихожую запрем на замок, ворота изнутри запрем на цепочку, а сами выйдем через соседний двор.
— Ну ладно, — сказала старуха и тяжело вздохнула.
В этот вечер Фируза пришла домой поздно. Много было дел в женском клубе. Она хотела пройти прямо к себе, хоть немного убрать в комнатах, на балахане, — ведь в последние дни ей некогда было, все запустила. Дома она нашла принесенные Асо мясо, морковь, лук и записку от него с просьбой поскорее приготовить плов, он, вероятно, придет вместе с Каримом.
Фируза обрадовалась: значит, Карим здоров, вышел из больницы… И, засучив рукава, забыв об усталости, быстро принялась за дело, ловко нарезая лук и морковь.
Вскоре совсем стемнело, подул прохладный ветерок… Фируза зажгла лампу и закрыла дверь. Мясо с луком и морковью уже поджарилось, когда пришел Асо. Он был один.
— О! — воскликнула Фируза. — А где Карим?
— Сегодня не выписали еще… Я сейчас прямо из больницы. Рана, правда, зажила, но с легким не все в порядке. Врачи говорят, неделю, а то и дней десять еще придется полежать.