Двенадцать ворот Бухары
Шрифт:
— А я все дела отложила, плов готовлю, думала, вместе придете, — разочарованно проговорила Фируза.
— Ничего, плов нам сгодится.
Фируза вышла во двор, чтобы помыть рис и положить его в котел.
Асо стянул сапоги, умылся и, растираясь полотенцем, задумался. Фируза права, все очень дорого, ничего не достать. На базаре — ни мяса, ни риса; хлеб и тот с трудом найдешь. У мясных лавок — очереди. Да! Разве в Бухаре знали когда-нибудь раньше, что такое очередь? Теперь-то хорошо знают! Деньги бухарского правительства — это бумага, никакой ценности не имеют. Коробка спичек — пятьсот рублей, хлебная лепешка — пятьсот, подумать только! А торговцы и вовсе их не принимают. Керенки и те лучше идут. Иное дело, у кого есть золотые или серебряные монеты, те обеспечены. А те, кто на жалованье у бухарского правительства, терпят лишения… Хорошо еще, что в ЧК выдают кое-что — мясо, масло, рис…
Повесив полотенце на гвоздь, Асо подошел к очагу.
— Дайте я буду топить, — сказал он Фирузе.
— Вы устали, пойдите лучше отдохните.
— Быть рядом с вами — значит отдыхать. Бедный Карим, если он любит так же, как я, он очень страдает. Пожалуй, всади Асад в него сотню пуль, он бы страдал меньше, чем при мысли, что насильно увели его любимую и принудили к браку.
— Что же Карим теперь будет делать, не говорил Хайдаркул?
— Пока неясно… Хайдаркул считает, что нужно готовить войско, призвать коммунистов… Двинуться на Асада и под такой крепкой защитой как следует поговорить с ним…
— Бедный Карим, — с грустью сказала Фируза.
От огня в очаге щеки ее разрумянились, она еще больше похорошела. Асо смотрел на жену с нежностью.
Сердце его было полно любви.
— Фируза! Моя Фируза-джан! — воскликнул он. — Нет на свете человека счастливее меня! Уж мне так повезло!
— Не сглазьте! — усмехнулась она.
— Пустяки! Я — счастливый! Со мной рядом самая красивая, самая умная, самая деятельная женщина Бухары!
— Желаю вам счастья, но зато мне, вашей жене, с тех пор как я стала заведующей женским клубом, выпали на долю одни мучения.
— Почему? Что происходит?
— Завалена работой, опыта нет, помощи никакой, а кроме работы… — Фируза засмеялась.
— Что, что еще? — нетерпеливо спросил Асо.
Фируза смущенно улыбалась, продолжая молчать. Асо настойчиво и взволнованно спрашивал. Наконец она, преодолевая смущение, тихо сказала:
— Кроме работы… я уже три месяца тяжелая.
— Что, что? — радостно вскричал Асо. — Неужели правда?
— Правда. А вы и не заметили?
— Нет… я… я…
— Может, недовольны?
— Да что вы говорите! — Асо обнял жену. — Моя дорогая, моя Фируза-джан! Такое счастье иметь ребенка! Я все готов отдать за то мгновение, когда увижу его лицо, его пальчики… Я поцелую его и прижму к себе вот так, вот так!..
— Ой, не жмите, больно, повредите ребенку. Ему ведь уже четвертый месяц пошел.
— Да, да, ты права…
Асо бережно взял Фирузу на руки, понеси комнату и усадил на курпачу.
— Отдохни, сам все доделаю… Нарежу ломтиками редьку…
Весь вечер Асо говорил только о ребенке. Он был целиком поглощен мыслями о нем. Он все уговаривал Фирузу быть осторожной, не оступиться, не упасть, не повредить ребенку каким-нибудь неловким движением.
Асо давно мечтал о детях. И хотя не подавал виду, но в глубине души притаилась печаль о том, что они с Фирузой бездетны. Боясь ее обидеть, огорчить, он никогда об этом не заговаривал. И вот теперь такое счастье пришло!.. Фируза на четвертом месяце. С каждым днем младенец будет расти. А там придет срок — и, если судьба окажется милостива к ним, родится мальчик или девочка… Конечно, ребенок будет красивее всех на свете, а дом их — самым счастливым. Какой они зададут пир! Хоть и придется для этого денег занять, а той будет. Посоветуются с Оймулло, с Тахир-джаном, кого позвать. Главным распорядителем пригласят дядюшку Хайдаркула. Пусть будет весело, пение, танцы…
Размечтавшись, Фируза и Асо долго сидели за чаем. Фируза рассказывала о том, что происходит в женском клубе, об избавленье, выпавшем на долю Оим Шо… При этом она добавила:
— Как хорошо, что Хамрохон избавилась от Хасанбека и пришла в клуб. И ей польза, и другим наука.
— Наш председатель к вам не прицеплялся?
— Нет, видно, побаивается. Ужасно, что на таких местах сидят подобные люди.
— Ну, бывают и хорошие… А от Ходжи Хасанбека держитесь подальше, не сплетничайте на его счет, не злословьте, ему все донесут!
— И пускай! — с задором воскликнула Фируза. На общем собрании сама выступлю и отделаю…
— Ах ты моя храбрая! Но поостерегись… Если мне не веришь, спроси дядюшку Хайдаркула.
— Знать недостатки и молчать о них, таить в себе? Так эти люди будут продолжать свое. Как же нам строить новую жизнь?!
— Нужно знать, где и когда говорить. Поспешность в бою вредна и опасна.
Фируза сдалась.
— Пожалуй, вы правы, — сказала она задумчиво.
Вскоре они легли спать. Сон царил и внизу, во внутреннем дворе, где спали Оймулло и Тахир-джан. Стояла тишина. Ночь была холодная, осенняя. Много звезд высыпало на небе. Веяло дыханием зимы. Ранним утром можно было увидеть иней, покрывавший края крыш.
Глава 7
После революции по ночам часто слышалась стрельба на улицах Бухары, особенно со стороны кварталов Мирдустим, Хиёбон и Джуйбор. Люди настолько привыкли к выстрелам, что не обращали на них внимания. Лишь когда перестрелка длилась уж очень долго, появлялись конные милиционеры, а то и милиция спала спокойно.
Так и в эту осеннюю звездную ночь то и дело раздавались звуки выстрелов. И только собаки откликались на них громким лаем.
Фируза и Асо вдруг проснулись от сильного стука в ворота. Асо вскочил и, продираясь сквозь ночную тьму, подошел к окошку.
— Кто стучит?
— Откройте! — крикнул чей-то незнакомый голос. Асо открыл окно и увидел нескольких всадников
— Кто вы такие? Что вам нужно?
— Мы из ЧК, — ответил тот же голос. — Нам нужен товарищ Асо. За спиной мужа, накинув на плечи шерстяной платок, уже стояла
Фируза, бросившаяся ему вслед.
— Спросите, как его зовут, — шепнула она.
Но Асо молча вернулся в комнату, оставив окошечко открытым, и стал быстро одеваться.
— Куда вы? — взволнованно спросила Фируза.