Двенадцать ворот Бухары
Шрифт:
При эмире в тюрьмах кормить не полагалось, еду приносили родственники, друзья, и эти приношения делились на всех поровну. Но ведь при эмире царило беззаконие, миршаб со своими подручными делали что хотели… А теперь Советская власть, власть трудящихся, угнетенных в прошлом. Почему же его, Асо, бедняка и труженика, боровшегося за эту власть, ни в чем не повинного, арестовали? И кто, Асад Махсум! Ведь он тоже революционер, а не миршаб времен эмира! А может, он только притворяется и нутро у него миршабское? «Может, меня завтра или еще сегодня ночью подвергнут всем семидесяти двум пыткам? И подобно водоносу Ахмед-джану, я погибну в тюрьме Асада!»
В чем был грешен Ахмед-джан? Кому сделал зло? Он спас от грязных развратников несчастную одинокую сиротку Фирузу. Разве это грех? А тогдашний миршаб, злой завистник, схватил старика и замучил до смерти…
Но чем лучше Асад Махсум? Асо арестовали, как видно, из-за Карима, так же невинно пострадавшего… И это вместо того, чтобы найти и наказать истинных злоумышленников! И Асад еще выпытывает, каковы намерения юноши, видно, боится, что Карим может потребовать у него объяснений.
Мысли одна мрачнее другой одолевали Асо. Тысяча вопросов теснилась в его уставшем мозгу, не получая ответа.
Вошел стражник, в одной руке он держал фонарь, в другой глиняное блюдо с пловом.
— Ешь, хозяин послал, сам велел.
Асо сделал несколько шагов ему навстречу; стражник быстро поставил блюдо на пол, и Асо понял, что он освободил руки, боясь, что Асо набросится на него. Остановившись, чтобы успокоить его, Асо мягко спросил:
— Не оставите ли, братец, фонарь, пока я поем?..
— Оставлять фонарь десятский не разрешает… Но так и быть, я постою, посвечу тебе… Ешь!
— Спасибо, братец!
Асо взял блюдо и прошел с ним в свой угол. Есть ему уже не хотелось, он взял две-три горсти и спросил стражника, стоявшего у порога:
— Что, холодно на дворе? Наверное, снег идет?
— Нет, пока только дождик… К утру, пожалуй, пойдет и снег. А так — похолодало. Ты не замерз?
— А если скажу, что замерз, все равно Махсум не даст мне свою шубу.
Стражник усмехнулся.
— Плов-то он тебе послал, может, и шубу даст… Погоди да потерпи!
— Только и остается — терпеть.
— Ты, говорят, работник ЧК, правда ли это? — спросил стражник, понизив голос.
— Правда, я работаю в ЧК, — так же тихо сказал Асо.
— Так разве может там работать враг Советской власти?
— Какой же я враг?.. Если бы враг затесался туда, сама ЧК нашла бы на него управу.
— Почему же тебя арестовали?
— Видно, чем-то не понравился Махсуму. А может, он решил показать свою волю, помериться силами с ЧК… Да, а ты сам друг Советской власти?
— А как же? Это наша родная власть!
— Прекрасно! Я отдать жизнь не пожалел бы за нее… И как же мне обидно — по чьему-то злостному навету сидеть в клетке у своих же!..
— Не унывай, твое дело расследуют и, если ты и впрямь не виноват, отпустят. Но знай, если виноват, не жди пощады от Махсума!
— Если придется, ЧК докажет, что я ни в чем не виноват.
— Ну, ЧК! Наш Махсум очень силен, с ним тягаться трудно! В гневе он страшен, может и застрелить.
— Слыхал, слыхал об этом… И странно мне, что вы, люди, подчиняетесь ему.
— Э, ты не знаешь нашего Махсума! Он хоть и бывает суровым, даже свирепым, но нам у него хорошо. Он щедрый. Дал одежду, оружие, хорошо кормит. Если кому удается поживиться чем-нибудь от басмача, добычу не отнимает, «твое это» — говорит… Ставит лишь одно условие: слушаться его беспрекословно! А наш командир Наимбай — его приятель, с ним тоже не пропадешь… Знаешь что, парень, брось твердить — ЧК, ЧК, переходи к нам. Махсум тебе даст хорошую одежду, хромовые сапоги, деньги и все, что сам добудешь. Соглашайся, а я скажу о тебе Наиму, он доложит Махсуму, и все в порядке.
— Хорошо, подумаю… У меня семья.
— И семье твоей будет хорошо, станет жить по-царски.
— Так ли это?
— Вот возьмем хоть Наимбая. Каждую неделю ездит домой и полные хурджины везет. Семья довольна.
В это время послышались чьи-то шаги. Стражник приказал Асо поставить блюдо у входа, а самому вернуться в свой угол. Плов был не доеден, но Асо не так уж хотелось есть. Только он успел дойти до места, как вошел Наим Перец.
— Что ты тут делаешь? — резко спросил он стражника.
— Да вот плов ему принес, из мехманханы прислали…
Наим бросил взгляд на блюдо и приказал:
— Поставь и иди!
— Да он поел уж…
— Иди, иди! Фонарь оставь!.. Ну, как себя чувствуешь? Не скучно тебе? — спросил он Асо, когда стражник вышел.
Асо промолчал.
— Я привел к тебе хорошего человека, веселей станет — будет с кем поговорить. Эй, джигиты, ведите сюда, — крикнул он в раскрытую дверь.
В сопровождении двух вооруженных людей вошел молодой человек со связанными за спиной руками. На нем была форма железнодорожника.
— Развяжите ему руки! Пусть дает им здесь волю, сколько захочет! Когда руки были развязаны, молодому человеку указали его место в дальнем углу, рядом с Асо.
— Вот, мулла Асо, хороший тебе собеседник! Будешь его воспитывать, читая наставления.
Наим насмешливо улыбнулся и вышел со своими подручными, захватившими фонарь. Комната погрузилась во тьму. Только вверху через узкие отверстия в стене проникал тусклый мутный свет. Асо едва мог разглядеть товарища по несчастью, он приветливо поздоровался с ним, тот ответил на приветствие и умолк, тяжко вздыхая. Асо первый нарушил молчание: