Двести веков сомнений (Ралион 6)

Бояндин Константин Юрьевич

– Что насчёт полу-ольтов?

– Забудь это глупое слово, – посоветовал Д., нахмурившись. – Таких нет. Потомок ольта или ольтийки – ольт, вне зависимости от того, кем был второй родитель.

– Но…

– Ольтом можно стать, в подлинном смысле, если развиваться в должном окружении, с рождения.

– Не могу поверить, чтобы всё настолько зависело от воспитания, – упрямо мотнул головой Клеммен.

– Не верь, – вздохнул Д. – Просто запомни.

– Я не думал, что мы так отличаемся, – нарушил тишину Клеммен после долгой паузы.

– Ничего странного, – возразил Д. – Поверь, что один человек отличается

от другого ничуть не меньше. Просто мы этого обычно не замечаем.

Венллен, Лето 42, 435 Д., вечер

– Ты прав, – кивнул Д. – Ты действительно мог видеть его и в порту, и на базаре, и на бирже труда. Ольтийские аристократы обожают такие спектакли. Одного из здешних правителей частенько можно встретить в образе нищего.

– Да-да, – кивнул Клеммен. – Припоминаю…

Они сидели за одним из столиков на веранде того самого ресторана, в который Клеммен вошёл тем самым вечером, когда впервые повстречался с Андари. Вполне возможно, что сидели они за тем же самым столиком. Речь шла о генерале – том, что не был виден сквозь очки.

– Не бери в голову, – посоветовал Д. – Я замечал его в Теальрине, в Оннде, практически во всех крупных городах. Порой казалось, что за мной установлена такая вот слежка. Но это игра воображения, можешь мне поверить. Издержки профессии…

– Научиться бы понимать, кто есть кто, – вздохнул Клеммен. Д., совершенно откровенно обернувшись несколько раз – не подслушивает ли кто – наклонился поближе и прошептал:

– Смотри внимательно на мои руки.

Положил руки прямо на стол перед собой, ладонями вниз. Расставил пальцы правой руки, держа пальцы левой сомкнутыми. На короткое время положил правую ладонь поверх левой и едва заметно побарабанил по ней. Клеммен едва успел запомнить. Указательный… средний… безымянный и средний… последовательность содержала более двадцати ударов пальцами.

– Запомнил? – Д. всё это время смотрел ему в лицо.

– Вроде бы.

– Повтори, – Д. убрал руки.

Клеммен повторил. Вначале пальцы не хотели слушаться, казались одеревеневшими и чужими. Но после третьей попытки нужный ритм получился легко и просто.

– Вот-вот, – кивнул Д. – Если делать правильно, пальцы слушаются сами собой. И наоборот. Запомнил? Отлично, повторения не будет, никогда.

– К чему это всё? – Клеммен убрал руки со стола, отметив, что никто не смотрит в их сторону, хотя веранда не пуста, в такой приятный вечер. Несомненно, работа Д.

– Эта специальная фигура, ченкх. Довольно интересное открытие, – произнёс Д., глядя в сторону. – Позволяет однозначно определить ольта, в каком обличье он или она ни выступали бы.

Клеммен молчал, но по спине его неожиданно поползли мурашки.

– Нужно глядеть «жертве» в глаза, – продолжал Д., с таким видом, словно речь шла самое большее о погоде, – и одновременно исполнить эту… гм-м-м… фигуру. Если перед тобой ольт, ты увидишь, что он сожмёт и разожмёт пальцы рук. На очень короткое время. Возможно, движение будет условным, но ты это заметишь. При некоторой тренировке, конечно. Запомни, более трёх раз подряд может не подействовать. Будешь усердствовать – в отношении данного ольта перестанет действовать навсегда.

– А сам он не заметит? – поразился юноша, повторяя под столом только что показанный ритм.

– Нет, – Д. повернулся лицом к нему. – Не заметит, если расскажут – не поверит. Имей в виду, Клеммен, это – одно из по-настоящему тайных знаний.

– Понятно, – Клеммена бросило в жар. Сказанное Д. казалось в высшей степени неправдоподобным, и всё же… зачем он сказал это именно здесь, именно сейчас?

– Ну, положим, тебе ещё не понятно, – возразил наставник. – Можешь не считать меня сумасшедшим. Эта фигура не является магической. Заметить её можно глазами и только глазами. Но ольт отреагирует на неё, даже если не будет видеть твоих рук.

– А для других рас… – начал было Клеммен.

– Тоже есть, и многие мне известны, – кивнул Д. – Но известные мне тесты основаны на магии, для тебя они бесполезны. Именно поэтому, я и показал это здесь. Вокруг нас преимущественно ольты. Они не заметили ничего особенного, даже если прислушивались и посматривали в нашу сторону.

– Но…

«Останешься один и у побед будет вкус поражения», вспомнил Д… Почему вновь приходят эти слова? Здесь же, в подобной же обстановке?

– Я сказал всё, что мог, – перебил Д., выделяя слово «всё». – Это было последнее, что я должен был сказать. То, что ты ещё не знаешь про ольтов, должен узнать сам. Основному ты уже обучен. – И поднялся.

– Удачи, – добавил Д., оставив возле своей тарелки горстку монет. Заговорщически подмигнул. – Увидимся позже, – и ушёл.

Клеммену показалось, что Д. либо очень устал, либо чем-то не на шутку встревожен. А может быть, и то, и другое.

Он ещё несколько раз повторил замысловатую фигуру, не убирая руки с колен, пока не убедился, что твёрдо запомнил её. Очень странно. Откуда Д. это узнал? Пытался ли кто-нибудь обсуждать это с ольтом? Тысячи вопросов, как всегда. Но теперь надо искать ответы самому.

А ведь Д. неплохой учитель, подумал Клеммен, вспомнив долгий путь из Веннелера. Сразу же завладел моим вниманием, легко стал непререкаемым авторитетом, а потом быстро отучил во всём полагаться на учителя. Отучил? Да, наверное. Раньше бы я сидел бы, мучаясь вопросами, после чего всё равно бы нашёл его и вытряс бы ответы. Как это ему удалось?

Не магия ли? Хотя к чему всякий раз приплетать магию…

Окончание мысли куда-то пропало и не возвращалось, как Клеммен ни старался. Он покончил с едой, некоторое время сидел, глядя на площадь, любуясь закатом.

Спешить некуда. На душе было странное, ничем не объяснимое спокойствие. То, которое никогда не удаётся вызвать намеренно.

Паррантин, Лето 44, 435 Д., раннее утро

– Меч? – переспросил Эиронтаи. – Да, конечно. Идёмте.

И пригласил внутрь.

В «хижине» был целый музей. Только что не было табличек, барьеров, экскурсоводов. Стеклянные коробки, стойки со странными предметами. Большей частью – на вид, конечно – немыслимый хлам: черепки, камни, осколки, обрывки. Книги, одежда. Зачем ему это? Меч лежал в отдельной коробке. Переломленный чуть ниже крестовины. Тусклый камень – изумруд – инкрустирован в рукоять. Сам клинок выглядел словно леденец, который подержали во рту. Подтаявшим. Ни следа ржавчины, а ведь клинок провёл в земле не одно тысячелетие. Мне стало не по себе, когда я вспомнил об этом. Тысячелетие!