Двести второй
Шрифт:
Представьте себе картину, из грузового отсека транспортного самолета на зеленый газон вываливается толпа в валенках, в белоснежных полушубках, и начинает подбрасывать шапки ушанки вверх, при этом производя неимоверный шум. Не удивительно, что какой-то «саксаул» с козлячей бородкой и в ватном халате кативший на своем видавшем виде велосипеде увидав такое представление, сверзился со своего транспортного средства. А когда понял, что его заметили, начал быстро разворачивать свой «драндулет» в другую сторону. Видимо подумав, что с этими русскими «Дед Морозами» лучше не связываться. Первым заметил его Жорка-Жаржавелло, и показывая на аборигена пальцем закричал:
– Смотрите
– Хоттабыч стой! Хоттабыч, дай прокатится! – но абориген оказался шустрым. Он, яростно крутя педали своего «драндулета» быстро набирал скорость, отрываясь от Жорки. На ходу он оборачивался к Жорке, в это время глаза его округлялись как у филина, и он скороговоркой произносил какую-то тарабарщину, из которой было понятно только одно слово – «Шайтан»!
Летят десантники в самолете, выходит к ним офицер и говорит:
Парни, мы летим в Афганистан воевать
Парни помрачнели.
Офицер чтобы как поднять боевой дух объявляет:
Бойцы за голову каждого убитого Душмана будет выплачиваться премию – 1000 долларов.
Самолет заходит на посадку, десантники врассыпную.
Офицер в одиночестве, раскрыв рот, стоит возле самолета.
Через 30 минут десантники возвращаются, таща связки голов.
Офицер падает в обморок.
Летчики растерянно: «Ребята, мы же в Ташкенте сели для дозаправки …».
Появились офицеры, раздав всем пиздюлей щедрыми порциями, организовали разгрузку самолета. Часть груза грузили, передавая по цепочке. Тут и вспомнилось история, соседа по коммуналке ветеран Великой Отечественной дядя Вани рассказанная им за праздничным столом 9 Мая:
– В Берлине 1945 в патруле идем по улице, и вдруг слышим какое-то шипение, скидываем с плеча ППШа (Пистолет-пулемет Шпагина) поворачиваем за угол, и невольно останавливаемся и замираем как вкопанные. За углом развалины какого-то здания. На развалинах выстроившись цепочкой десятка два немецких фрау (женщин) и из рук в руки передают кирпичи. Каждая женщина, передавая кирпич, говорит «Данке-шон», а каждая принимающая кирпич говорит «Битте-шон». Так и плыли эти кирпичи по цепочке сопровождаемые затихающим в дали цепочки шипением – шон, шон, шон….»
В нашей цепочке груз перемещался с затихающим в дали цепочки звуком похожим на колокольчик, только у этого колокольчика звук был странным – бля, бля, бля…
На «Керки» шли колонной, в которой были БТРы, личный состав ехал в тентованных Шишига (Газ-66), так что приходилось смотреть только назад. За нами шли БТРы больше восьмидесяти километров в час они не разгонялись так, что шли в хвосте колонны. Сразу за нашими Шишигами (Газ-66) в которых ехали мы и наш груз, выгруженный из самолета. В голове колонный на БРДМке (бронированная разведывательно-дозорная машина) находился – Старший колонны, он же начальник колонны.
В дороге не было ничего интересного кроме небольшого инцидента. Один местный джигит на «Шохе» (ВАЗ-2106) решил, что БТР – это вообще не машина и его можно подрезать.
Ошибся! Вазовская жестянка против десяти тонн брони все равно что – «мордой об косяк, головой об стенку, хуем об коленку!» БТР даже не качнуло, а «Шоху» же отбросило на «встречку» как пустую картонную коробку, только сильно помятую. Потом пацаны с БРДМки, где находился старший колонны, рассказывали, что когда ему доложили о происшествии, он только спросил по рации:
– Гляньте там, этой баран живой?!
Рация ответила:
– Жив! Скачет как сайгак вокруг своего металлолома!
Старший:
– Ну, и хуй на него!
– Колонна, продолжать движение!
– Нечего лезть на хуй, как «бурый медведь» на рогатину! Тем более что хуй – бронированный!
В город Керки прибыли поздно ночью нас разместили в палаточном городке на ПУЦу (ПУЦ – полевой учебный центр).
На следующий день началось формирование мотоманевренной группы, которая должна выдвинуться в район города Андхой (провинция Фарьяб). Потянулись похожие друг на друга дни накладываясь друг на друга как листы отрывного календаря, не оставляя в памяти никакого следа.
От автора: В советское время «Отрывные календари» весели на стене на самом видном месте в каждом доме. Листы календаря 8х11 см. скреплялись жестяным широким зажимом. Утро нового дня советского человека начиналось с отрыва листочка – «Отрывного календаря». Потому как оторвется листочек, гадали – хороший и плохой будет наступивший день. Если листочек оторвется ровно – то и день будет хорошим! Листочек не выбрасывался, все члены семьи в свободное время знакомились с информацией размещенной на оборотной стороне. Тематическое содержание было интересным, полезным и познавательным. На лицевой стороне листка крупным шрифтом обозначался текущий день, месяц и год. Здесь же указывалось время восхода и захода солнца, долгота дня и фазы луны. Если день был связан с памятной датой, то это обязательно выделялось красным цветом и тематической картинкой. Праздничные дни и воскресенья также были выделены красным цветом. Помню, что в деревне, где я частенько гостил у бабушки с дедушкой в конце дня листочек шел деду на самокрутку, если только бабушка не прибирала его, вычитав в нем новый оригинальный рецепт засолки огурцов или капусты.
Дед Филипп (по линии матери) курил самосад. Садил он махорку под названием «Лимониха». Аромат у нее фруктово-цветочный, слегка пряный. Такой приятный, что даже категорически некурящие люди с наслаждением втягивали ее запах, шевеля своими носами от удовольствия.
На четвертый день у меня, разболелся зуб, начался воспалительный процесс и подскочила температура. На Шишиге (ГАЗ-66) меня отправили в отрядную санчасть. При санчасти был стоматологический кабинет, в которой как я понял из разговора с «Мамлеем» (Младший лейтенант) обращались за медицинской помощью даже местные жители. После осмотра он спросил меня:
– Ну как зуб удалять будем с «заморозкой» или потерпишь?
На мой ответ:
– Лучше с «заморозкой», – он улыбнулся, и рассказал, что местным аборигенам по три зуба за раз удаляет без всякой «заморозки», и ничего благодарят, и даже фруктами отдариваются. Зуб, который мне удалил «Мамлей», был как раз тем, который мне перед армией лечила «Бабища» с золотыми кольцами на каждом пальце. Когда меня от военкомата направили в стоматологическую поликлинику на так называемую «санацию полости рта». Помню, что эта «Бабища» сразу мне не понравилась, и отчество у нее еще было какое-то собачее – Гав-Гав.. Точно – Гавриловна! После того как она на этот зуб поставила пломбу, я ее спросил: