Двое из будущего, 1901-...

Казакевич Максим Валерьевич

– Чего ты мелешь, Зина?
– возмутился я.
– Ей лет-то сколько! Какое внимание? Она ребенок еще!

Тут моя экономка посмотрела на меня как на недалекого человека, скривила рот в усмешке:

– Гнать таких ребенков из чужих домов надо, - жестко сказала она.
– Пришла, понимаешь, вертихвостка! Чужих мужей вздумала соблазнять! Гнать ее надо, Василий Иванович, гнать. И лучше гнать сейчас, пока она своего не добилась. А эта сможет, я знаю. Есть такая порода баб, что чужих мужиков из семьи уводят - эта одна из них. Хоть и молодая еще, а уже в самом соку.

Тут мне нечего было возразить Зинаиде. Прасковья хоть и девчонка еще совсем,

но с точки зрения природы вполне себе уже женщина. Молодая, пышущая здоровьем и упругими формами женщина. Я по своей наивности, похоже, действительно недооценил ее, не обратил внимания на ее уловки. И сейчас, после сказанного, я вспомнил моменты, когда она действительно не по делу слишком уж прогибалась, словно выставляя себя напоказ. И это озадачило меня. Не было у меня такого опыта, чтобы меня соблазняли и добивались. Потому и не рассмотрел это в самом зародыше.

– Гнать ее надо, гнать, - жарким шепотом напомнила Зинаида, видя, что глаза мои открылись.
– Выгонять, пока не поздно.

Я молчал. Не мог принять решение. Сидел долгую минуту, глядя на Зинаиду, думал. И тут на меня нашло некое раздвоение. Умом я понимал что следует послушаться мою экономку и выгнать девушка от греха подальше, а вот задницей захотел посмотреть куда эта ситуация вывезет. Захотелось, так сказать, поиграть с огнем. Соблазнить себя я, конечно, не дам, но вот потешиться над неуклюжими попытками юной женщиной-вамп вполне будет можно. О чем и сообщил Зинаиде, попросив не увольнять Прасковью во время моего отъезда. Моя экономка только лишь тяжело вздохнула и недовольно покачала головой. Было видно, что со мной она не согласна.

– Воля ваша, Василий Иванович, - сказала она сурово, - можете ее оставить, если желаете, можете потешаться над ней и искушать судьбу. Да только я все равно вашей супруге все расскажу. Пусть тогда она ее выгоняет, если вы не хотите. Так будет лучше.

И с этими словам она ушла, резко толкнув дверь. А та, неожиданно распахнувшись, врезалась прямо в лоб Прасковьи, что караулила с той стороны. И это вывело из себя мою главную домработницу:

– Ах, ты еще и подслушивать!
– гневно воскликнула она на девушку и наотмашь, не щадя ладони, хлестанула той по лицу. И Прасковья, распрямившись, ухватилась за отшибленное, наливающееся кровью место и из ее глаз брызнули слезы. Но при этом так призывно зыркнула на меня, что прям захотелось броситься на помощь и защитить ее от насилия. Черт! А Зина-то права! Выгонять ее надо, пока не поздно! От таких баб одни проблемы. И поняв это, я незамедлительно дал свое согласие на расчет девушки. Моя суровая экономка не стала медлить, тут же вручила девушке заработанный рубль и, больно ухватив за локоть, выставила возмущающуюся девушку за дверь. Что ж, по крайней мере, я теперь могу быть спокоен. Но едва Зина вошла обратно, я у нее спросил:

– А не слишком ли ты жестоко с ней обошлась?

– Ничего, перетерпит, - уверенно ответила она.
– Пусть привыкает. А там вообще-то мой муж к вам пришел. Поговорить о чем-то хочет. Пригласить?

– Приглашай, - снисходительно соизволил я взмахом ладони.

Валентин пришел не один, притащил с собой своего друга. Того самого с кем я когда-то дрался. Лицо у друга было слегка помятое, толи пил сильно пару дней назад, то ли по морде получал. Мужчина чувствовал себя в комнате неуверенно, мялся, жал в ладони затертую кепку. Зато Валентин без особого пиетета прошел через комнату, поздоровался со мной за руку.

– Что, Валентин, привело тебя ко мне в столь

ранний час?
– спросил я, откинувшись в кресле.

– Да вот, Василь Иваныч, - выдохнул обреченно Пузеев, - на ваше благородство надеюсь. За друга пришел просить.

– Вот за этого?
– взглядом указал я смущенного мужчину. Валентин кивнул.
– Ну что ж, если пришел, то тогда давай, проси.

И Валентин, глубоко вздохнув и бросив взгляд на друга, произнес:

– На работу ему бы устроиться, Василь Иваныч. С прежней работы его выгнали, без денег оставили. Он хороший работник, как и я, слесарем может. Он хороший слесарь, ремонтировать станки может, их наладкой заниматься. А может просто на станках стоять, за любую работу возьмется. Возьмите его на работу, пожалуйста.

– А что через отдел кадров не получается?
– лениво поинтересовался я.

– Там очередь, он уже полгода ждет. А ему сейчас работа нужна. У него жена, дети. Без денег совсем плохо будет.

Я вздохнул, еще раз посмотрел на друга Пузеева. Не нравился он мне, морда помятая, под глазом, похоже, выцветший фингал недельной давности. И выпить он был явно не дурак.

– Валентин, ну ты же понимаешь..., - начал, было я оправдываться, но Пузеев меня перебил.

– Он на картонной фабрике работал, когда началась эта буза с полицией. Все выкатились на улицы, стали разбирать мостовую. Построили баррикады. А потом, когда пришли солдаты и стали стрелять, то все побежали. Его знакомого там ранило, в живот навылет. Он тоже побежал. А потом ночью полиция вытащила его из постели. Рукоятью шашки по лицу ударили, и сутки взаперти продержали. Но ничего не доказали и потому отпустили. Но на завод его обратно не пустили. Сказали - раз участвовал, значит иди в другом месте работай. Дали расчет и выставили за ворота. Помогите, Василий Иванович, пропадет же. У него жена, дети.

Я прикрыл на секунду глаза. Мужик молчал, мял кепку, ждал моего решения. Наверно, Валентину стоит поверить - за друга просит. Помнится одно время и насчет Валентина у меня были сомнения - любил выпить и подраться. Но, сложилось так, что он оказался у меня на работе и я не прогадал. Приобрел ценного работника. Если его друг окажется хотя бы вполовину от Пузеевских навыков, то это будет хорошее приобретение.

– Неужели через отдел кадров так сложно попасть?
– спросил я, в упор глядя прямо на мужчину.

– Очередь, Василь Иваныч, до года, - ответил Валентин.
– От вас почти никто не уходит, места редко освобождаются. Я говорил ему раньше, чтобы переходил к нам, пока была возможность, но он отказывался. Сейчас жалеет.

– Тебе лет-то сколько?
– спросил я напрямую у мужчины.

Тот, кашлянув в кепку, ответил:

– Двадцать восемь.

– Что умеешь?

Он посмотрел на Валентина, ища поддержки.

– Все могу. Ремонтировать могу, кувалдой махать могу.... Я слесарским делом с малолетства обучен.

– Пьешь?

Мужчина обреченно вздохнул и признался:

– Бывает.

Я выразительно посмотрел на Пузеева, а тот лишь развел руки, показывая "чего, мол, удивляться". И действительно. У меня на заводе был сухой закон, за один лишь запах можно было нажить гору проблем с мастером, и потому у нас никто на рабочем месте не употреблял и через вахту в пьяном виде не проходил. Но вот кто поручиться за тех же самых работников, что они по вечерам не колдырят? Можно смело тыкать в мужиков через одного и обязательно угадаешь, что те очень хорошо относятся к бутылочке казенной.