Двое в одних штанах
Шрифт:
– Не забывай, я тоже твой начальник, – удовлетворенно произнес Андрей, уже по-иному, оценивающе, глядя на вытянутую вперед тонкую шейку.
– Знаю, – не сдавалась Таня.
– Из-за меня, небось, не стояла бы, – Андрей перевел взгляд на Тамару Ивановну, пытаясь в очередной раз понять, чем же это Дима вызывает такое благодушие у окружающих.
А Босс продолжал греметь, и голос его давил Диме на мозги гораздо больше, чем сами слова.
– Да? – клацнул челюстью Босс. – Чистенький, значит? А как тогда прикажешь понимать, что стоило тебе… Как бы это сказать… – Босс хлопнул ладонью по столу в раздражении, что вынужден подбирать выражения, говоря о дочери хозяина. – Стоило тебе углубиться в отношения с дочкой совладельца компании, как ты просто забросил работу.
Дима покрутил в руках портфель. Ему вовсе не хотелось вступать в обсуждения этой стороны своей жизни. Он был настолько беспечен, что извлекать выгоду из своего нового положения не умел, и до сих пор настолько уверен в себе, что не сомневался – пронесет. Но увести от опасной темы все-таки стоило попытаться.
– Это здесь ни при чем, – сказал Дима понуро, не потому, что чувствовал свою вину, а потому, что говорить ему все еще было немного затруднительно, даже после прохладной минералки. – И я не забросил. Просто у меня спад…
– Что у тебя? Спад? – делано захохотал Босс. – Уверен, что только по линии работы. Иначе бы ты долго не продержался.
Это уже явно был удар ниже пояса. И у Димы даже хватило сил рассердиться.
– Ладно, я понял, всех достают мои личные отношения. Но я сам ничего не афишировал, и вообще – это мое дело. И к работе никакого отношения… У меня просто… пересмотр ценностей.
– Что-что? – Босс слегка оторопел. В его жизненной практике такие категории не фигурировали.
– По крайней мере, я так это называю, – смягчил немного Дима свою формулировку. – Павел Иванович, вы же знаете, что вы для меня… больше чем начальник. Вы меня действительно… и я… – Дима запнулся.
Говоря это, он не слишком кривил душой. Характер у Босса был и правда невыносимый, и с радостным трепетом воспринимать его могла только Тамара Ивановна. Но благодаря этому человеку Дима не только задержался на фирме, но и сделал свои первые карьерные шаги. Вообще-то, Босс терпеть не мог таких самоуверенных, расхлябанных и иронично настроенных молодых людей, каковым являлся Дима. И почему он за грубостью и криком скрывал явную приязнь к этому взъерошенному нахалу, для многих оставалось тайной. Почему он продвигал его и выручал в некоторых сложных ситуациях?
Босс и сам не смог бы внятно объяснить, а между тем причина лежала на поверхности: он всегда хотел иметь сына. И, скорее всего, этот предполагаемый сын мог носить черты, присущие Диме – жизнерадостность, профессионализм, цепкость ума, здоровое мужское обаяние. То есть то, что Босс считал лучшим в себе, не ограничивая, конечно, собственный парадный портрет только этими качествами и все же почитая их вполне достаточными для молодого человека, которому было бы не страшно передать свое дело. Но сына у него не случилось. Случилась только дочь, взрослая уже женщина, обремененная в настоящий момент двумя дочками-студентками и безвольным мужем – сотрудником научного института. Как Босс ни тащил всю эту семейку, казалось, что те упирались двумя ногами, не желая приблизиться к успеху и благополучию ни на шаг. Это было тайной болью Босса, его, можно сказать, ахиллесовой пятой жизни.
Павел Иванович встал, не в силах удержать бьющую через край энергию, находясь в сидячем положении, и начал расхаживать по кабинету. Нельзя предоставлять этого нахала самому себе, он неизбежно собьется с пути. И, преодолевая свою вспыльчивость, Босс попытался разобраться.
– Ну, хорошо. Объясни тогда, что все это значит, – чуть мягчея голосом, сказал он.
– Не знаю. Все как-то уж слишком хорошо, что ли. Работа, карьера… Перспективы вот тут… открываются. – Дима мог позволить себе быть откровенным. По опыту он знал, что это лучший способ расположить к себе Босса. К тому же рассказать кому-то о своей проблеме порой означает прояснить ситуацию для самого себя. – Понимаете, Павел Иванович, я вроде как получаю шанс… а ощущение такое, будто что-то потерял. Что-то очень важное. Но что – не пойму.
Стоявшие за мощной дверью Босса поняли, что разговор перешел в спокойную фазу. Ждать и подслушивать уже не имело смысла: ничего не доносилось из кабинета. Да и Тамара Ивановна усиленно гнала их, возмущенная явным нарушением трудовой дисциплины. А как еще можно назвать неслужебное использование рабочего времени, тем более проводимого под дверью начальства, в надежде узнать нечто такое, чего знать не положено?
Таня понуро поплелась к своему компьютеру, Андрей недовольно повертел головой и направился в курилку. «Почему ему опять все сошло с рук? – разочарованно думал он. – Ведь сегодня…» И так далее и тому подобное – бесконечные вариации размышлений о том, что никак не поддавалось его разумению.
А ведь он должен, должен понять логику начальства, для того хотя бы, чтобы в будущем использовать ее в своих интересах. Однако, когда дело касалось Димы, логика у начальства каждый раз пропадала: он не просто выходил из любого дурацкого положения сухим, но умудрялся даже усилить расположение к себе. Это обескураживало.
Босс присел и повелительным движением руки велел Диме сделать то же. Произносимое этим талантливым охламоном было совершенно непонятно, но опять располагало помочь. Ну обалдел парень от привалившего счастья, очень может быть. И ссориться с ним не надо. Действительно ведь может взлететь. Леночка девушка взбалмошная, но отец так ее обожает, что любые прихоти… Короче, выходило, что желание в очередной раз помочь Диме вполне совпадало с представлениями о том, как надо строить свои отношения с владельцами такой крупной компании.
– Вот и разбирайся, – сказал Босс, глядя исподлобья. – Со всеми бывает. Скажем… момент роста. Но не в ущерб работе! – перешел он на тон выше, показывая, что разгильдяйства не потерпит в любом случае – с дочкой хозяина или без.
– Я понял, – с облегчением сказал Дима. – Все будет нормально.
– Ладно… Это все. Докладывать каждый день. Свободен.
Дима встал и поплелся к двери. Гроза миновала. А свои внутренние метания он и не мог надеяться развеять в этом вот кабинете. На душе было тоскливо.
Увидев понурую Димину спину, Павел Иванович совсем расстроился. Она, эта спина, означала, что тема не снята, что Дима так и остался один на один со своим искусом, не зная, что делать дальше. Такую ситуацию нельзя было пускать на самотек. Нерешенная проблема – тысяча новых проблем. Павла Ивановича вдруг осенило. Он стал быстро писать на листочке.
– Подойди сюда, – сказал он Диме.
Тот нехотя обернулся и не очень уверенно подошел к столу. Что там еще может быть? Вовсе уже ничего не нужно. Только пойти и выпить крепкого чаю. Босс протянул ему свою записку: