Двор чудес
Шрифт:
— А, узнал! Я-то тебя сразу узнал по тому удару, который располосовал тебе лицо, чтобы ты вечно носил знак моего презрения… Защищайся!
И Манфред, сбросив плащ, встал в позицию со шпагой в руке.
Сансак, весь побелев от ярости, тоже вытащил шпагу, приговаривая:
— Я тебя давно искал, бандит!
Клинки сомкнулись; противники сошлись.
— Чего ты сюда явился? — говорил Манфред. — Опять девицу воровать? Вы, господа хорошие, только с девушками храбрые, да и то когда вас много!
— И вы, ворье, такие же: приходите вшестером убивать одного. Но этот один не сдастся, пока вас не пощиплет!
— Посторонитесь, господа! — крикнул Манфред своим товарищам. — Пусть разбойник не думает, что мы идем на него вшестером. Одного нашего хватит против четверых ихних!
— Берегись, сын! — в тревоге крикнул шевалье де Рагастен.
И действительно Сансак не только умело защищался, но и со страшным хладнокровием контратаковал.
Вдруг на руке у Манфреда появилась капля крови: он был ранен.
— Это для затравки! — усмехнулся Сансак.
Молниеносным движением Манфред перебросил шпагу в другую руку, встал в левостороннюю стойку и внезапно, перехватив атаку противника, сильно оттолкнул его к стене, собрался, потом расслабился, прыгнул, его клинок вонзился в грудь противника, прошел насквозь и сломался о стену.
Сансак еще пару секунд постоял с выкаченными глазами и кровавой пеной изо рта.
Потом, не вскрикнув, а только с невыразимой печалью вздохнув, он скользнул вдоль стены и тяжело повалился набок.
— Теперь поговорим, — сказал Манфред, поворачиваясь к своим и уже не обращая внимания на Сансака.
Он только взял у покойника шпагу взамен своей сломанной.
— Господа, — сказала Мадлен Феррон, — я привела вас сюда, чтобы мы могли спокойно обсудить, как нам действовать. Еще два часа назад Жилет и Маржантина были в этом павильоне. Я собиралась привести их обеих к потайной калитке. Вышла убедиться, что это возможно. Когда я вернулась, Жилет уже не было.
У Манфреда вырвалось хриплое ругательство.
— Не торопись, сын, — сказал шевалье.
— Маржантину, господа, — продолжала Мадлен, — я нашла без сознания. Привела ее в чувство. Она мне сказала, что без меня сюда явился король и утащил девушку, а ее уложили ударом по голове. Вот такое положение. Жилет сейчас в замке. Но где?
Стон, более грозный, чем смертная угроза, сорвался с губ Манфреда.
Мадлен говорила дальше с хладнокровием хирурга, препарирующего труп:
— Заметьте, господа: сперва король отвел Жилет покои во дворце. Потом он рассудил, что ее будет легче одолеть в этом павильоне и перевел сюда. Наконец, сегодня, очевидно, под влиянием какого-то лихорадочного бреда (уж я-то знаю короля, господа!), какой-то мысли, которые разом переворачивают в нем все, он является сюда, хватает девушку и уносит. Я утверждаю: она теперь может быть только в королевских покоях.
— Пошли туда! — воскликнул Манфред.
— Я пойду впереди, — вызвался Флёриаль, — я знаю эти покои.
Когда перед ними явился, выступив из тьмы, силуэт огромного дворца, они невольно сбились в кучу. Через несколько минут они уже неслись вверх по лестницам.
Вдруг Трибуле поднял руку и остановил их.
— Там! — крикнул он громко, уже ничего не остерегаясь.
Он указал на широкий коридор с запертой дверью в конце — дверью королевских покоев.
Две секунды спустя они уже были у этой двери. Рагастен распахнул ее. За дверью была передняя.
В передней Монтгомери тихонько беседовал с тремя офицерами. На скамьях дремали четыре лакея, а в глубине, перед дверью, стояли два огромных алебардщика.
Рагастен увидел все это сразу, как только открыл дверь. Его товарищи ворвались за ним. Он закрыл дверь и встал перед ней.
— Тревога, тревога! — закричал Монтгомери.
Ворвавшиеся остановились во мгновение ока, подобные кабанам, выбирающим, какой собаке вспороть брюхо.
Первым же ударом кинжала Мадлен уложила одного огромного алебардщика, а после схватилась с другим.
Манфред и Лантене набросились на трех офицеров.
Те обнажили шпаги, но Манфред с Лантене своих вытаскивать не стали, а кинулись вперед с кинжалами в руках. Через две секунды они сами были в крови от полученных ран, но три тела на полу корчились в агонии.
Тут же расхохоталась Мадлен Феррон: проскользнув под алебардой, она ударом кинжала вспорола великану живот.
Четверо обезумевших от ужаса слуг, стоя на коленях, протянули руки к Спадакппе. Тот связал их.
Монтгомери же, крикнувший «Тревога!», как только открылась дверь, попытался вырваться наружу. У двери он столкнулся с Рагастеном.
— Дорогу! — прокричал капитан.
В этот миг он почувствовал на спине какую-то тяжесть. Это Трибуле прыгнул на него и, весь бледный, весь потный, растянув рот в боевом хохоте, произнес:
— Ваш покорный слуга, господин де Монтгомери!
Он всеми десятью пальцами впился капитану в горло. Тот повалился — то ли мертвый, то ли просто без чувств.
— Помогите! Помогите!
Это жалобный девичий крик прорезал ночь. Все кинулись к двери.
— Матушка, матушка, помогите!
— Да замолчи ты!
Крик ужаса чередовался с хриплым рыком припадочного.
Шестеро товарищей расчистили себе дорогу, но наткнулись на дверь.
Раздались вопли отчаянного бешенства:
— Заперта! Проклятье! Заперта!
— На помощь, Манфред! Ко мне, любимый!
В стоне Жилет было нечто трагическое: такие голоса звучат иногда во сне; он словно исходил из эмпирея ужаса…
Манфред таранил дверь плечом, колотил кулаком…
При каждом ударе из его груди вырывался звериный храп.