Двор чудес
Шрифт:
В это время он чувствовал в своих жилах необыкновенную силу. Он действительно выпил любовное зелье, напиток молодости. Лицо его опять порозовело. А глаза утратили зловещий лихорадочный блеск, зато блестели так, словно король и впрямь помолодел на несколько лет.
Сансак, явившись, так и вскрикнул от радости.
— Чертова сила, Ваше Величество словно из мертвых воскресли! — вырвалось у него.
— Ты правильно сказал: воскрес, — ответил король.
Беспредельная надежда явилась к нему. Он чувствовал себя
— Знаешь, — сказал он Сансаку, — мне нынче хочется подышать свежим воздухом. Пойдем-ка к пруду, ладно?
— Как угодно Вашему Величеству.
— Да, но мне не угодно, чтобы кто-то шел за нами. Дай знать, что я желаю быть в парке вдвоем с тобой.
Франциск I прошел через переднюю и гостиные, где так и кишели придворные. Раздались громкие здравицы королю. Случился общий приступ восторга.
«Не возводил ли я на них напраслину?» — думал Франциск, уже готовый поверить, что радость и преданность, выражавшиеся на всех лицах, непритворны.
Он прошел мимо собравшихся, расточая ласковые слова и улыбки, а Сансак несколько раз повторил Монтгомери, что король желает быть в парке один.
Огромный пустынный парк был полон свежей прохлады. Едва пробивались первые листья, пели первые птицы.
Франциск I шел молча. Сансак следовал за ним, не смея нарушить королевские размышления.
Вдруг король остановился и спрятался в кустах сирени. Она еще не расцвела, но гроздья набухших почек уже готовы были распахнуться и благоухать.
Король рукой показал Сансаку, чтобы тот стоял на месте, не шевелясь и безмолвно. Затем он раздвинул густые кусты, и Сансак увидел домик.
Это был Караульный павильон.
Король затрепетал.
— Здесь все, что мне дорого! — прошептал он, потом побледнел и схватил Сансака за руку.
В раме одного из окон первого этажа показалась девичья фигура. Казалось, девушка тоже с тревогой вопрошает синее небо и ждет какого-то события, от которого зависит вся ее жизнь.
— Она! — еле слышно произнес король.
Действительно то была Жилет.
Вскоре девушка скрылась, и пальцы, стиснувшие запястье Сансака, потихоньку разжались.
— Так Ваше Величество по-прежнему влюблены в эту девушку? — спросил Сансак.
— По-прежнему, друг! Еще безумней прежнего! Эта любовь мучает меня, приводит в отчаянье… Но теперь кончено!
Сансак пристально поглядел на Франциска I.
— Воля короля — закон! — сказал он.
— Верно, чертова сила: закон… Кончено, Сансак, я сказал! Вечером мы украдем ее — слышишь?
— Прекрасно, государь, — преспокойно ответил Сансак. — В котором часу?
— Как только начнет темнеть.
XXXVIII. Весенний вечер
Маржантина с Мадлен Феррон условились, что Жилет о том, что
К вечеру же она начала чувствовать, что Маржантина чем-то встревожена.
— Что с вами, матушка? — спросила Жилет.
Маржантина отвечала уклончиво. Тут к ним вышла Мадлен, весь день просидевшая взаперти в своей комнате.
Она была бледнее обычного. Жилет не могла не сказать ей об этом.
— Милая девочка, — сказала Мадлен, — не тревожьтесь обо мне!
Она подвела ее к открытому окну. Они встали, облокотившись на подоконник.
— Какой чудесный вечер! — прошептала Мадлен Феррон. — Как бы хотелось свободно любить, чувствовать биение сердца, а между тем…
— Что вы хотите сказать, мадам? Расскажите! Я чувствую, в глубине души у вас таится огромное горе. Я так хотела бы вас утешить!
— Бедная девочка! Вы забываете свои настоящие горести и пытаетесь утешить меня в моих бреднях… Поверьте, милая: я совсем не нуждаюсь в утешениях. Я покончила с огорчениями и разочарованиями этой жизни. А вы, такая молодая, вся трепещете надеждой и любовью… не краснейте, дитя мое: любовь — благородное дело!
И со сдавленным вздохом она добавила:
— Главное — быть любимой! Но вы любимы, я знаю…
— Откуда, мадам?
— Уверена. Увы, я слишком опытна в таких делах, чтоб ошибаться. Вы любимы, не сомневайтесь…
Тут их позвала Маржантина.
Окно закрыли; сели за стол с принужденной веселостью людей, скрывающих, что чем-то встревожены.
Мадлен наклонилась к Маржантине.
— Скоро девять часов, — шепнула она. — Пора ей все сказать. А я пойду посмотрю, все ли кругом спокойно.
Она встала, накинула плащ и вышла.
Жилет сидела, задумавшись, и мысли ее явно были очень далеко от павильона, в котором они находились.
Они летели к домику на Трагуар, где таким же вот весенним вечером она в первый раз увидела юношу, который глядел на нее нежно и пылко…
— О чем задумалась? — спросила Маржантина. — А давай, я сама скажу. Ты думаешь о своем любимом.
— Да, матушка, — просто ответила Жилет.
Ее глаза увлажнились.
— Он теперь далеко, — сказала она со вздохом. — Он не знает, что я здесь. И как знать, думает ли он обо мне?
— А о чем же ему еще думать? — простодушно ответила Маржантина. — Говоришь, он теперь далеко? А может, и не так далеко, как ты думаешь…
— Что вы, что вы, матушка! — воскликнула Жилет и побледнела.
Маржантина взяла ее за руки.
— Слушай, дочка, — сказала она, — кончилось время твоих огорчений, настало время надежд… Что ты скажешь, если Манфред в Фонтенбло?
— Как! Возможно ли?
— Что ты скажешь, если он проберется за тобой в парк?
— Когда? О, скажите же мне: когда?