Двор чудес
Шрифт:
— Говорили мне, ее увел какой-то человек… да какой человек! Чудище, урод безобразный… А потом я ничего уже не помню.
Глухой стон невыразимой радости вырвался у Жилет. Ей хотелось закричать: «Матушка! Матушка! Это я — ваша дочь!», но горло не могло издать ни звука. Хотела протянуть руки — но чувствовала, как жизнь ее покидает, что она сейчас упадет…
— Ангелы небесные! Это она! Это она!
С этим воплем Маржантина вскочила с постели и заключила дочь в объятия.
По возгласам Жилет, по тому, как росло ее возбуждение по мере рассказа,
Под исступленными ласками матери Жилет открыла глаза.
— Матушка! — еле-еле прошептала она.
— Это ты! — стонала Маржантина со смехом и с рыданиями. — Так это же ты! А я сомневалась! Плохая я, видно, мать! Какая ты красивая! Как выросла! Господи! Как же давно это было! А я-то думала: увижу тебя и возьму на руки побаюкать — представляешь?
Что за этим последовало — описать невозможно.
Но наконец после всех слез и вздохов Маржантина захотела узнать, откуда Жилет знает своего отца, как она попала в замок Фонтенбло.
— А король… — начала было она.
Жилет содрогнулась:
— Матушка, дорогая матушка! Не надо говорить об этом человеке… я так его боюсь…
— Так ему еще мало горя, что он матери причинил! — воскликнула Маржантина. — Он еще хочет…
В этот самый миг на пороге комнаты появилось несколько человек — мужчин и женщин.
Один из них вышел на середину комнаты и гневно закричал:
— Так, что означает эта комедия? Что делает здесь эта нищенка? Возьмите ее и выкиньте из дворца! Больше наказывать не надо из уважения к ее состоянию. А вы, Жилет… — Он протянул руку, словно собираясь схватить девушку. Но вдруг остановился, побледнел и начал пятиться, как будто увидал привидение.
Маржантина встала во весь рост.
Ласковым, но сильным материнским движением она оттолкнула дочь себе за спину и сердито крикнула:
— А ну-ка тронь ее… только тронь… то-то будет потеха!
— Мать! — выдохнул король.
В его устах, сведенных судорогой ужаса, это слово приобретало особое значении. «Мать» — означало «возмездие».
Некоторые из придворных, которых король привел, чтобы не слишком сильно пугать Жилет, хотели накинуться на нахалку.
Король рукой преградил им дорогу и сказал — верней, прошептал:
— Отойдите, господа… Эта женщина здесь на месте… отойдите…
Изумленные и напуганные, они попятились и ушли, а за ними король, который все еще ошеломленно прислушивался к проклятьям разъяренной матери.
XXXI. У «Великого Карла»
Накануне вечером в трактире «Великий Карл» произошла сцена, которой здесь как раз будет место. Как мы видели, утром, перед тем как пойти к Жилет и завлечь ее на охоту, Франциск I отдал приказания капитану своих гвардейцев Монтгомери.
Получив от короля задание арестовать Прекрасную Фероньерку и двух парижских воров, Монтгомери тотчас понял, как это важно.
Прежде всего он поспешил разослать
К концу дня капитан убедился, что Мадлен Феррон уже далеко от Фонтенбло.
С этой стороны его постигло полное разочарование, но что касается воров — отнюдь нет: около семи часов один из соглядатаев доложил ему, что в трактире «Великий Карл» есть недавние приезжие, причем двое из них подходят под приметы.
— Не всех трех, так двоих я все же представлю, и, надо думать, после поимки этих двоих он не вспомнит про бегство Феррон.
Монтгомери потирал руки…
Около половины десятого по всему Фонтенбло двинулись безмолвные патрули. Каждый из них направлялся к указанной ему гостинице, входил, если гостиница была открыта, стучался именем короля — если закрыта…
Трактир «Великий Карл» находился на глухой улочке с неважной репутацией, которая называлась Дровяная. Несмотря на пышное название, трактир был бедный, постояльцев принимал редко, а крохотную выручку зарабатывал на пиве на вынос для солдат. Дело в том, что от дворца он был недалеко.
Одновременно с остальными патрулями вышел из замка и Монтгомери во главе сорока солдат: хорошо вооруженных, имевших при себе все нужное для взлома двери и для того, чтобы связать арестованных.
Вскоре он был на Дровяной улице и прежде всего загородил ее с обоих концов двумя караулами по десять аркебузиров в каждом. Караулы получили приказ убивать всякого, кто попытается пройти.
Потом с двадцатью остальными сопровождающими капитан направился к «Великому Карлу». Монтгомери постучал.
К его великому удивлению, дверь тотчас же отворилась.
«Вот тебе и на! — подумал капитан. — Что-то больно быстро здесь открывают! Неужели и тут промашка?»
Солдат он оставил на улице, а трактирщика спросил:
— Любезный, есть у вас сейчас постояльцы?
— Есть, монсеньор.
— А сколько их? Говорите честно, не то шутки с королевским правосудием могут дорого встать.
— Упаси Господь, монсеньор! Сейчас у меня на постое пятеро приезжих.
— Хорошо, приятель. Я пришел арестовать этих приезжих. Сейчас сюда войдут солдаты, все будет сделано тихо и спокойно — только укажите мне их комнаты.
— Я верный подданный Его Величества, — заметил трактирщик. — Все сделаю, как скажете.
— Погодите еще. Среди этих пятерых двое приехали совсем недавно, так ведь?
— Да, монсеньор: те, что помоложе.
— А вы не слышали, случайно, их имен?
— Слышал, монсеньор.
— Назовите!
— Я слышал, как два этих благородных человека называли друг друга Манфред и Лантене.
— Трактирщик! — воскликнул, просияв, Монтгомери. — Обещаю вам пятьдесят экю, и будь я проклят всеми проклятьями, если не принесу их завтра же! Так проводите меня в комнату этих двоих. Прочие не нужны.