Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

Коллектив авторов

Что же касается частной инициативы помещиков, то Щербатов, по-видимому, был разочарован в ее возможных результатах, по крайней мере при сложившемся распределении собственности (раздробленность поместий и так далее). Ему бы хотелось сделать дворянство богатым, подобно английским землевладельцам, способным позволить себе значительные затраты ради улучшения плодородия почв, развития животноводства и тому подобного. Такое «идеальное» решение возможно, по Щербатову, лишь при ином политическом устройстве, которое позволило бы противодействовать усугубившемуся «повреждению нравов».

Возвращаясь к вопросу о противоречии между теоретическими установками Щербатова и его практической деятельностью в качестве хозяина поместья, следует отметить, что, с одной стороны, теоретические взгляды мыслителя претерпели определенную эволюцию, а с другой стороны, Щербатов сохранял целостность подхода к решению возникавших перед ним проблем. Со временем, как позволяют заключить приведенные выше наблюдения над текстами Щербатова,

он отказался от идеальных схем, основанных на ничем не подкрепленных предположениях (например, о способности большинства помещиков рационально действовать ради собственных долгосрочных интересов, совершенствуя свое хозяйство), и пришел к пониманию той печальной истины, что такие схемы невозможно воплотить в жизнь: ведь сельские помещики, переселившись в свои усадьбы, вместо «домостроительства» займутся охотой, заведут «роскошь» и только отвлекут крестьян от сельскохозяйственных работ. Что же касается предпочтения прямых методов контроля над крестьянским трудом, то от них, убедившись в их неэффективности и в невозможности существенно улучшить плодородие земли, Щербатов вынужден был отказаться. Как и многие другие помещики нечерноземной полосы, он обратился к оброчной системе, предполагавшей отход крестьян на заработки. Щербатов видел, однако, и отрицательные стороны этого явления с точки зрения «государственной пользы»: по его мнению, отток рабочей силы в города мог привести к недостатку хлеба в стране. Поэтому, вопреки точке зрения Сретенского, считавшего, что единственной целью Щербатова было увеличение собственных доходов, можно утверждать, что последний предлагал механизмы контроля над миграцией сельского населения, которые позволили бы сочетать отходничество с выполнением сельскохозяйственных работ в необходимые сроки. Эти механизмы подразумевали ограничение экономической свободы крестьян, и, таким образом, отстаивавшийся прежде Щербатовым тезис о том, что можно добиться благосостояния и для помещиков, и для крестьян, опираясь на их экономические интересы, подвергся существенной корректировке. Однако в этом случае, как и во многих других, можно говорить лишь о приспособлении идеальной теоретической схемы к требованиям реальности, а вовсе не о каком-то неразрешимом противоречии между идеологическими установками и ходом самой жизни, как мы видим у Сретенского. При этом сам рационально-прагматический подход Щербатова к решению встающих перед ним проблем оставался неизменным: его можно уподобить подходу изобретателя, который постепенно адаптирует механизм, сконструированный на основе абстрактной теоретической модели, к ограничениям, вызванным первоначально неучтенными обстоятельствами — сопротивлением среды, коррозией деталей и так далее.

Взаимное уподобление «домостроительства» и политики в консервативном мировоззрении Николая Карамзина

1

Историография, посвященная анализу политических, философских и литературных взглядов Н.М. Карамзина, настолько обширна, что здесь не имеет смысла приводить даже сокращенный перечень соответствующих работ. Можно указать лишь на исследования, отмечающие обусловленность мировоззрения Карамзина его связью со средой сельских помещиков. В этом отношении, как и во многих других, по-прежнему сохраняют свое значение работы Юрия Михайловича Лотмана^{854} и Натана Яковлевича Эйдельмана^{855}; в последнее время появились биографические исследования, выполненные Владимиром Брониславовичем Муравьевым^{856} и ульяновским исследователем Жоресом Александровичем Трофимовым^{857}, вносящие существенные фактические дополнения и расширяющие, в частности, наши знания о симбирских родственных связях Карамзина. При всем обилии литературы о Карамзине анализу его главного произведения, написанного в защиту крепостничества, — Письмо сельского жителя — не уделялось существенного внимания исследователей. Мнения автора Письма слишком уж расходились в этом вопросе со взглядами большинства его критиков и воспринимались в лучшем случае как своего рода слабость знаменитого писателя, автора Бедной Лизы, утверждавшего — весьма гуманно, — что «и крестьянки любить умеют». С другой стороны, авторы современных работ литературоведческого характера склонны вообще избегать содержательных оценок идеологической направленности Письма. Так, например, в исследовании Любови Александровны Сапченко^{858} проводится весьма интересный анализ влияния этого произведения на творчество Николая Васильевича Гоголя (письмо Русский помещик из его Выбранных мест…) и Льва Николаевича Толстого (Утро помещика). Эта работа не содержит, однако, даже попытки исследования самого текста Карамзина, которая бы выходила за пределы простого пересказа его основных идей или определения жанровой природы Письма — как утопии или идиллии.

Еще в советское время первоначальный простой тезис о «реакционности» мировоззрения Карамзина постепенно сменился

более дифференцированным подходом к его творчеству, и частичная «реабилитация» мыслителя была достигнута уже на исходе советского периода, благодаря в первую очередь публикациям и исследованиям Ю.М. Лотмана. Однако в оценке суждений Карамзина о крепостном праве идеологически обусловленные суждения по-прежнему преобладают над сколько-нибудь серьезным аналитическим подходом, который позволил бы интерпретировать взгляды Карамзина в историческом контексте, соответствующем социальным условиям и общественным настроениям его времени.

2

Письмо сельского жителя, опубликованное Карамзиным в одном из номеров Вестника Европы за 1803 год^{859}, отражает в концентрированном виде представления его автора о том, в чем состоит добросовестное исполнение обязанностей сельского помещика. При сравнении с тем, что писал об управлении поместьем Щербатов, бросается в глаза простота, даже примитивизм точки зрения автора Письма, для которого едва ли не все причины неустройств в жизни поместья сводятся к лености крестьян и их склонности к пьянству. По мнению воображаемого автора Письма, сельского дворянина Луки Еремеева, добросовестному помещику необходимо в первую очередь предпринять усилия по поощрению крестьянского трудолюбия, лично наблюдая за всеми сельскими работами. Кроме того, ему следует оградить своих крепостных от вредного влияния кабаков. Наконец, он должен ограничиться требованием от крестьян лишь необходимых работ, не отвлекая их на ненужную роскошь — например, устройство разных садовых украшений, лабиринтов и тому подобного. Тяжелые работы в саду используются лишь как средство наказания нерадивых работников.

Как полагает автор Письма, помещик, проявляя некоторое терпение, твердыми, но не излишне жестокими мерами преодолевая первоначальное сопротивление крестьян, постепенно справится со всеми затруднениями, мешающими благополучному течению деревенской жизни. Облагодетельствованные крестьяне привыкнут добросовестно трудиться и на помещика, и на самих себя, станут зажиточными и довольными и будут благословлять своего владельца. Кроме того, хозяин поместья может еще умножить творимое им добро заведением школы, где крестьянские дети будут обучаться необходимым для сельской жизни практическим навыкам, и устройством больницы для крестьян. Помощником такого идеального помещика-благотворителя может выступить сельский священник, также изображаемый вполне идеально. Итак, дворянин, переселившийся на жительство в деревню, выступает в роли строгого, но заботливого отца, а крестьяне представлены в виде неразумных детей, не радеющих о собственной выгоде, которых, однако, еще можно направить на путь истинный, если всерьез заняться их перевоспитанием.

Вся эта идиллическая картина не является, разумеется, изображением фактического положения дел в каком-либо реальном поместье. Это скорее некая программа действий, демонстрирующая благие намерения ее автора, но, кажется, совершенно игнорирующая препятствия, которые могли бы возникнуть при попытке ее практического осуществления. Поэтому и оценивать этот план деревенской филантропии уместно не столько с точки зрения практически-рациональной, сколько задавшись вопросом о том, почему именно такая программа служения дворянина обществу возникла в воображении издателя Вестника Европы.

3

Обратившись к написанной незадолго до Письма и опубликованной Карамзиным в том же Вестнике Европы статье Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени, мы найдем декларацию общей позиции, из которой вытекает, в частности, и предлагаемый проект преобразования сельской жизни руками идеального помещика.

Рубежное событие, от которого отталкивается Карамзин в своих идеологических построениях периода Вестника Европы, — Французская революция^{860}:

Революция объяснила идеи: мы увидели, что гражданский порядок священ даже в самых местных или случайных недостатках своих […] что все смелые теории ума, который из кабинета хочет предписывать новые законы нравственному и политическому миру, должны остаться в книгах вместе с другими, более или менее любопытными произведениями остроумия; что учреждения древности имеют магическую силу, которая не может быть заменена магической силою ума…^{861}

Это отчетливо консервативная позиция, весьма схожая с той, которая была сформулирована в произведениях английского публициста и политического деятеля Эдмунда Бёрка (1729–1797)^{862}. Карамзин исходит из противопоставления исторически сложившихся учреждений — результата опыта, накопленного множеством поколений, — и рассудочно сконструированных проектов идеальных форм общественного устройства. Все исторически возникшие учреждения заслуживают, согласно данной точке зрения, бережного к себе отношения, даже если их недостатки очевидны. Поспешное реформирование на основе абстрактных построений ума грозит лишь разрушением, анархией, оно не в силах создать ничего жизнеспособного на месте того, что уже проверено временем.