Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века
Шрифт:
Из 2042 военнослужащих, совершивших правонарушения, 269 были рядовыми, 711 состояли в унтер-офицерских чинах. Среди унтер-офицеров первое место по численности занимали капралы (204 человека), второе — сержанты (184). Затем шли подпрапорщики (175), вахмистры (67), каптенармусы (32), 45 кадетов и 4 квартирмейстера. Наконец, 1062 человека имели офицерские чины: 1 генерал-лейтенант, 2 генерал-майора, 1 бригадир, 26 полковников, 31 подполковник, 53 премьер-майора, 43 секунд-майора, 218 капитанов, 42 штабс-капитана, 203 поручика, 154 подпоручика и 288 прапорщиков.
Статистика правонарушений
Всего побывало под судом и было наказано за различные правонарушения 113 человек, то есть 5,5 процента от числа военнослужащих, включенных в базу данных по правонарушениям. Примечательно, что из 269
Однако одно обстоятельство свидетельствует о том, что реальное число правонарушителей из числа дворян-рядовых было значительно больше. Так, из 276 дел по Оренбургскому корпусу за вторую половину XVIII века, сохранившихся в фонде Генерального кригсрехта в РГВИА{1228}, 13 связано с рядовыми из дворян. Хотя формально и после издания в 1785 году Жалованной грамоты дворянству действовали законы, запрещавшие выход в отставку дворянам-рядовым, не прослужившим положенного срока, на практике подобные отставки имели место. Карьерные перспективы проштрафившегося рядового из дворян вызывали большие сомнения не только у командования, но и у самого военнослужащего. Выходом из затруднительного положения служила отставка по болезни, устраивавшая всех. Естественно, формулярные списки на служащих, выбывших из полков, не составлялись. Кроме того, отсутствие формулярных списков осужденных рядовых могло быть вызвано не только их отставкой, но и отправкой на каторгу. Эти предположения подтверждают следующие примеры. Так, рядовой Василий Бочкарев за растление своей малолетней дочери был приговорен к наказанию кнутом и каторжным работам на Нерчинских заводах{1229}. В 1752 году солдат уфимского гарнизонного полка Иван Сокуров, чьи предки служили в Уфе еще в начале XVI века, был приговорен за «смешание с коровой вахмистра Степана Соловцова к отсечению головы». Однако, как сказано в сентенции, «понеже он молод только 19 лет то бить кнутом отослать вечно в ссылку в работу»{1230}.
Значительно больше проступков фиксируется на другом полюсе армейской иерархии. Среди наказанных и осужденных штабо-фицеров фигурируют 1 полковник, 2 подполковника, 6 премье-рмайоров и 9 секунд-майоров, что составляет 16 процентов от общего числа нарушителей и 7 процентов от числа всех штаб-офицеров. Единственный полковник, попавший под суд, — командир 4-го Оренбургского гарнизонного батальона Василий Петрович Панов, происходивший из мелкопоместных костромских дворян и имевший за собой всего десять душ крестьян. Участник Русско-турецкой войны 1735–1739 годов, Русско-шведской войны 1741–1743 годов и Семилетней войны, в 1774 году он оборонял Оренбург от войск Пугачева. Будучи уже 60 лет от роду, в чине полковника, он попал под суд по обвинению в том, что, поссорившись с вдовствующей полковницей фон Нитчен, учинил, «пришедши в ей дом, как ей, так и людям ее» побои. Причина же «его к ней приходу была по случаю чинимого с ней блудодеяния». За это, по определению губернатора, он был арестован «при квартире» на одну неделю, а потом отослан в Оренбургское духовное управление «на увещевание»{1231}.
Унтер-офицеры Оренбургского полка показали себя как наиболее дисциплинированная часть военного дворянства. Наказанию и суду подверглись всего 4 подпрапорщика и 2 корнета. От общего числа наказанных военнослужащих это составляет 4 процента, а от числа унтер-офицеров — чуть более полупроцента.
Наибольшее число штрафов приходится на обер-офицеров, среди которых 36 прапорщиков, 13 подпоручиков, 22 поручика, 1 штабс-капитан, 17 капитанов — всего 89 человек. От числа правонарушителей эта цифра составила 78 процентов. Фактически каждый десятый младший офицер либо побывал под судом, либо был наказан
Следует отметить и то, что из 113 военнослужащих, совершивших правонарушения, 86 человек (76 процентов) вообще не имели земель, крестьян и дворовых. Самым крупным помещиком из них был подпоручик Билярского драгунского полка ландмилиции Алексей Степанович Кошкаров. В Саранском уезде за его отцом числилась по IV ревизии тысяча душ. В 1751 году он попал под суд за «сказывании слова и дела государева в беспамятстве»{1232} и был оштрафован вычетом денежного жалованья за полгода. Только 3 человека владели имениями, насчитывавшими 100 и более душ: капитан Евгений Алексеевич Куткин (100 душ), поручик Петр Григорьевич Аннушкин (120 душ) и прапорщик Алексей Андреянович Кузнецов (120 душ). Таким образом, подавляющее число оштрафованных существовали только за счет казенного жалованья, а значит, должны были дорожить своей службой. Очевидно, что склонность к нарушению законов никак не была связана с уровнем благосостояния офицера.
Характер правонарушений
Рассмотрим наиболее характерные виды преступлений и проступков. Из 204 правонарушений, совершенных 113 военнослужащими, 121 случай связан с исполнением военной службы. Большинство этих случаев представляет собой несоблюдение правил несения караульной и пограничной службы. В 56 случаях главным обвинением в суде являлось не отвечавшее требованиям устава и приказам командования несение караульной службы. 31 случай был связан с плохой организацией пограничной охраны по Оренбургской линии. Наиболее распространенным и, очевидно, выгодным для правонарушителей делом был отпуск командирами казаков, башкир и мещеряков с летней линейной службы. В документах целого ряда судебных процессов прямо указывается на взятки, которые брали офицеры за досрочную отправку домой казаков и башкир. Более серьезным и опасным преступлением был пропуск казахов на внутреннюю, а башкир — на внешнюю сторону охраняемой линии. Например, в 1791 году прапорщик Верхоуральского батальона А.И. Охотников за «пропуск киргиз-кайсаков во внутреннюю линию и в отгоне ими у башкир Кипчакской волости 500 лошадей» был разжалован в рядовые{1233}. В 1789 году двухнедельному аресту был подвергнут поручик Троицкого пограничного батальона Ф.М. Масленников «за слабое смотрение в пропуске на внутреннею сторону киргизцев коими увезены были люди»{1234}.
Всего зафиксировано 14 подобных проступков. Однако вряд ли они были результатом злого умысла. Как правило, такие нарушения происходили из-за отсутствия должного контроля над основными путями передвижения кочевников. Судебный процесс начинался только в том случае, когда переход границы влек за собой материальный ущерб, выражавшийся в отгоне башкирских или казенных лошадей, уводе пленных и тому подобном.
21 случай правонарушений можно квалифицировать как ту или иную разновидность неподчинения приказам командования, еще девять процессов были вызваны нарушениями уставных правил во время несения караулов, при охране острогов, крепостей и гауптвахт, причем в восьми случаях речь шла о пьянстве на посту, а в шести случаях отсутствие охраны повлекло за собой бегство арестованных. Согласно Артикулу 1715 года, все перечисленные правонарушения являлись самыми тяжкими военными преступлениями.
Два случая судебного разбирательства были вызваны симуляцией или отказом офицера нести службу под предлогом болезни. Часто перед отправкой на очередной наряд по охране границы некоторые офицеры подавали рапорты о болезни. Если полковой лекарь разоблачал мнимого больного, появлялось основание для начала судебного процесса.
Следует отметить и то, что из 121 обвинения 47 случаев так или иначе связаны с пьянством правонарушителей. При этом только в 12 процессах привлечение к судебной ответственности было вызвано исключительно злоупотреблением алкоголем, повлекшим за собой более серьезное правонарушение.
В историографии сложилось мнение, что в Оренбургском корпусе служили в основном сосланные по суду офицеры. Однако из 2042 человек, дела которых имелись в нашем распоряжении, обнаружено лишь 14 человек, оказавшихся в составе воинских частей губернии в наказание за прежние преступления, причем девять человек были рядовыми солдатами, сосланными навечно за участие в польских восстаниях. И хотя в конце 1790-х годов наблюдается необычно резкий рост количества офицеров из числа бывших гвардейцев, объясняется это особенностями внутренней политики Павла I, а не криминализацией гвардейских полков.